План вторжения
Шрифт:
Хайти снова дала вступительные аккорды какой-то песенки и на этот раз запела. Голос ее звучал как глубокий, даже чуть грубоватый любовный призыв. Однако к нему примешивался и оттенок добродушного юмора, как это часто бывает в народных песенках.
Я скромной нимфою росла
На радость всем богам,
И феи строгие меня
Учили языкам.
— О боги! — воскликнул в публике мужской голос. — Да это же Хайти Хеллер!
И снова послышались аккорды инструмента Хайти. Но к нему примешался пронзительный крик «Хайти! Это Хайти Хеллер!». Настоящий сумасшедший дом!
Но вдруг ко мне явился ты,
Сказал:
Что самый древний
Наш язык Скрывают от тебя!
И снова музыкальные аккорды. И все это очень сексуально. Перекрывая царящий в ночном клубе шум и гам, с улицы вдруг донеслось: «Здесь выступает Хайти Хеллер!»
И я готов сей курс наук
Тотчас же преподать.
Нам нужен лишь цветущий луг,
А лучше бы кровать!
Бригада хоумвизионщиков от восторга готова была спрыгнуть вниз. С улицы вновь донеслись крики. Неужто слух о ее выступлении распространился со столь поразительной быстротой, а прочие клубы опустели? Да, это, несомненно, так. Толпа мощным потоком хлынула во входную дверь. А те, что еще минуту назад сидели, развалясь за столиками, повскакивали и устремились к сцене.
И он моих коснулся уст,
К груди моей приник,
И цвел над нами розы куст,
Журчал вдали родник.
«Хайти! Хайти!» Все пошло кувырком!
И я, прилежное дитя,
С тех пор урок твержу.
«Язык любви не знать нельзя»,
— Я каждому скажу!
Динамики были включены на полную мощность, чтобы можно было сквозь рев толпы расслышать ее голос, и шум стоял совершенно оглушающий.
О ляля!
О ляля!
Ты лети ко мне!
Зал превратился во что-то уж совсем невообразимое, давка все усиливалась, все орали, передние ряды пытались взобраться на сцену. И все при этом кричали одно только слово: «Хайти! Хайти! Хайти! Хайти!»…
А из динамиков неслось:
И если кто-то до сих пор
Постичь его не смог,
Лети сюда во весь опор,
Я дам тебе урок!
Музыка захлебнулась. Со всех сторон к Хайти тянулись руки, люди лезли на сцену. Хеллер вскочил и стремительно ринулся к сцене, чтобы спасти сестру от давки. Лучи прожекторов метались по всему залу. Хоумвизионщики носились как бешеные, стараясь не упустить ни одного редкого кадра.
О ляля!
О ляля!
Ты лети ко мне!
Люди оттеснили Хайти к самому оркестру. Десятки рук тянулись со всех сторон, пытаясь хотя бы коснуться своего кумира. Людской водоворот, казалось, поглотил ее! Но Хеллер уже пробился сквозь толпу и был теперь на сцене, почти рядом с ней.
О ляля!
О ляля!
Ты лети ко мне!
Она все еще продолжала петь и играть!
Хеллеру удалось прорваться к ней. Он поднял ее высоко над толпой и лесом жадных ищущих рук.
Ты лети ко мне!
Именно в этот момент я выхватил пистолет, поставил его на точечное поражение и, вскинув его точным движением отлично натренированного стрелка, выстрелил прямо в главный прожектор. Проделал я это отнюдь не для того, чтобы помочь Хеллеру. Я сделал это потому, что в гуще толпы разглядел желтокожего официанта, который решительно пробивался в мою сторону, а в руке держал то, что, несомненно, было счетом за наш ужин! При попадании в прожектор раздался оглушительный взрыв.
Я резко развернулся в другую сторону. Мною уже давно было подмечено, где находится главный распределительный щит осветительной системы клуба.
Слабые аварийные светильники засветились на стенах. В их приглушенном свете я ясно различил мелькание синих полицейских мундиров. Полиция клином врезалась в толпу, дубинки полицейских работали без устали.
Чья-то сильная рука ухватила меня за воротник и рванула с такой силой, что я пробкой вылетел изза стола, оказавшись сразу почти в горизонтальном положении. Потом меня протащили по полу через весь зал. Дверь запасного выхода распахнулась. Столь же грубо меня проволокли по дорожке аллеи. Я с трудом удерживал пистолет.
Так мы оказались у самого аэромобиля. Дверца его распахнулась, и меня с силой швырнули внутрь. И только тут я разглядел, кто это так бесцеремонно обращался со мной. Это, конечно же, была графиня Крэк. С испугом я глянул в сторону запасного выхода. Дверь была распахнута. Сноп света и мощный поток звуков выливались сквозь нее на аллею.
И тут в дверях появился Хеллер. Он все еще держал свою сестру высоко над головой. Сзади на них наваливалась плотная волна синих мундиров. О боги — полиция преследовала их по пятам. Графиня Крэк впрыгнула в аэромобиль, грубо оттолкнув меня в угол. У дверцы аэромобиля возник Хеллер. Он забросил сестру внутрь, и графиня ловко поймала ее на лету и осторожно опустила на сиденье. Хеллер тем временем занял место за рычагами управления.
Полицейская каска появилась у самой двери. Чьето лицо.
— В ангаре будем еще до вас, Джет. Мы сумели оторваться!
Это был Снелц! Снелц в форме полицейского!
Машина стоелой взмыла, в черное небо. Мы вырвались на свободу.
Возможно, причиной моего на редкость приподнятого настроения было то, что Хайти хохотала буквально до упаду — да и в самом деле нужно иметь стальные нервы, чтобы быть знаменитостью в целой Конфедерации. А может быть, здесь сказалось влияние выпитой шипучки. Но, поверьте, и я чувствовал что-то вроде радостного возбуждения. Ведь не расплатившись по этому проклятому счету, я спас себя от немедленной принудительной отставки в результате полного банкротства или, что ничуть не лучше, — от расстрела за сбыт фальшивых купюр. И при этом никто, помимо Хайти, не был опознан. Я же справедливо полагал, что поскольку Хайти вряд ли кто-то сможет связать со мной, то и опознание ее ничем мне не грозит. Какая бешеная удача!
Мы зависли в облаках над садом Хайти. Она только сейчас отстегнула музыкальный инструмент, и Хеллер пообещал сестре завтра же возвратить его в клуб от ее имени. Она поцеловала Хеллера и графиню в щеку и ласково прикоснулась к моей руке. Она постояла с минуту в тени деревьев и крикнула нам вслед:
— Спасибо за чудесный вечер. Желаю вам обоим счастья и удачи! И, слушай, Джет! Я в самом деле целиком одобряю твой выбор! — И она исчезла.
На обратном пути к ангарам Аппарата нам был направлен обычный запрос со стороны ночного наблюдения за транспортом, и я успел остановить Хеллера: он машинально потянулся было за своим удостоверением личности, но я тут же протянул ему свое. Мы не должны были оставлять каких-либо следов этой ночью.