Планета Багровых Туч (Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.)
Шрифт:
— …вулканический пепел, ясно даже и ежу…
— Расскажи своей бабушке! Радиоактивный вулканический пепел! Ты долго думал? Геолог!..
— Хорошо, а твое мнение?
— Ясно одно, что эта дрянь ничем не отличается от той, что у нас под ногами… под гусеницами.
— Вполне определенное мнение, ничего не скажешь.
— Заметь, между прочим…
— Она нагрета до двухсот градусов.
— Вероятно…
— А вы как думаете, Анатолий Борисович?
— Тахмасиб считал, что появление черной бури связано с деятельностью Голконды. Но ничего определенного, конечно, сказать нельзя.
— Скорее
— Да, нам будет где развернуться…
— Прежде всего - разведка… Погоди, куда ты через край…
— Изумительная все—таки загадка - эта Голконда!
— Богдан, передай бутерброд…
– Алеха, держи…
Быков замедлил ход, наскоро проглотил два куска ветчины с хлебом и выпил целый термос шоколада.
— Спасибо.
— Давай—ка запишем… эх, трясет очень.
— Потом запишешь…
— Иоганыч! Ты что это? Заместитель Мишки по продовольственной части?
— А что такое? Второй бутерброд…
— Положим, четвертый!..
После трапезы Ермаков, Дауге и Юрковский сняли показа ния экспресс—лаборатории. С удалением от болота влажность атмосферы резко понизилась, упала почти до нуля. Увеличилось содержание в атмосфере радиоактивных изотопов инертных газов, окиси углерода и кислорода, температура колебалась в пределах семидесяти пяти - ста градусов. Ко всеобщему изумлению и к восторгу Юрковского, экспресс—лаборатория показала в атмосфере заметные следы живой протоплазмы - какие—то микроорганизмы, бактерии или вирусы, жили даже в этом сухом раскаленном воздухе. Непосредственным результатом открытия явился приказ Ермакова удвоить осторожность при выходах из транспортера и обещание при первом удобном случае сделать всему экипажу инъекции комплекса мощных антибиотиков.
Дауге повздыхал немного и объявил, что надеется дожить до того времени, когда Венеру превратят в цветущий сад и в этом саду можно будет гулять без спецкостюмов и без опасения подцепить какую—нибудь пакостную болезнь.
– Вообще назначение человека,- добавил он подумав,- превращать любое место, куда ступит его нога, в цветущий сад. И если мы не доживем до садов на Венере, то уж наши дети доживут обязательно.
Затем последовал его долгий спор с Юрковским относитель но возможностей преобразования природы - ив первую очередь атмосферы и климата - в масштабах целой планеты. И Дауге, и Юрковский соглашались, что в принципе ничего невозможного в этом нет, но относительно практических методов разошлись весьма далеко и чуть было не поссорились.
Ущелье окончилось внезапно. Скалы—стены вдруг опали и рас ступились, свет фар померк в красноватом сиянии открытого неба. Быков увеличил скорость. «Мальчик» накренился, нырнул в последнюю рытвину, прогрохотал гусеницами по камням, и бескрайняя черная равнина, ровная и гладкая, открылась глазам межпла—нетников.
— Пустыня!
– обрадованно сообщил Быков.
— Останови, Алексей!
– дрожащим от волнения голосом попросил Дауге.
«Мальчик» остановился. Торопливо пристегивая шлемы, меж планетники бросились к люкам. Быков вышел последним.
Да, горы кончились. Гряда зубчатых черных скал, уходящая за горизонт, осталась позади. Позади остался и узкий, поразительно ровный проход. Но то, что вначале показалось пустыней, снова
— Как вам понравится такая дорога?
– услыхал Быков голос Ермакова.
— Пустыня…- спокойно ответил он.
— Разумеется. Родной вам пейзаж. Правда, здесь нет саксаула, но зато это настоящая Гоби, настоящие Черные Пески.
— Черные—то они, черные…- Быков запнулся.- Ну, а дорога неплохая. Широкая, ровная… Теперь полетим.
— Ура!
– дурачась, заорал Дауге.- И запируем на просторе!
Шутя и пересмеиваясь, межпланетники вернулись в транспор тер. Настроение заметно поднялось. Только Богдан Спицын задержался у люка, оглянулся вокруг еще раз и сказал со вздохом:
— Здесь совсем как у Стендаля.
— То есть?
– не понял Быков.
— Все красное и черное. Понимаешь, мне никогда не нравился Стендаль…
Быков снова занял место у пульта. «Мальчик» дрогнул и, набирая скорость, понесся вперед, плавно покачиваясь. Ветер подхватил и рассеял полосу пыли, сорвавшуюся с гусениц. Навстречу мчалась черная пустыня, ветер гнал по ней туманные полосы, горячую пылевую поземку. На красном фоне горизонта гуляли гибкие столбы, вытянутые к тяжелым тучам. Вот вспух маленький холмик, потянулся вверх крутящейся воронкой, влился в тучи - и еще один черный столб погнал по пустыне ветер.
— Смерчи,- проговорил Быков.- Сколько их здесь…
— Лучше не попадать в такую воронку,- заметил Дауге.
— Да, лучше не попадать,- пробормотал Быков, вспоминая, как однажды смерч - куда меньше тех, что гуляют по Венере, но тоже громадный - на его глазах превратил лагерь геологов в центре Гоби в песчаный бархан.
Ветер усиливался. Едва заметный у подножия базальтовой стены, теперь он стучал в лобовой щит транспортера, пронзительно свистел в антенном устройстве. Путь шел в гору, это становилось все заметнее. Транспортер поднимался на обширное плато. Местами слой песка был сорван ветром, и тогда гусеницы дробно стучали по белым потрескавшимся плитам обнаженного камня.
– Странная, однако, на Венере ночь,- сказал Юрковский, тыча пальцем в багрово—красный горизонт.- Ведь, если не ошибаюсь, мы сейчас на ночной стороне, Анатолий Борисович?
Ермаков слегка усмехнулся:
— Да, это ночь… Красное небо, красные тучи, красный сум рак. Так выглядит ночь на берегах Урановой Голконды. За триста километров к югу отсюда - вечный мрак, а здесь, как видите…
— Вечный закат,- пробормотал Спицын.
— Да.- Ермаков быстро взглянул на него.- Да. Именно так говорил Тахмасиб: «Солнце никогда не заходит над Голкондой…» Все это - и черные бури, и вечный закат - все это Голконда, все это загадка. Решать ее начнем мы.