Планета Эстей

Ir StEll A

– Ни за что! – сказала Эйльли, поправляя Красной Шапочке бретельку на платьице и взглянула на надвигающуюся на них арку: – По-моему… Стоп! Я уже видела его!

Эйльли во все глаза смотрела на Стража Врат, сидевшего медным сфинксом у ворот дворца.

– Это и есть Врата дворца! Мы проходим в них третий раз!..

– Как это? – воскликнула поражённая Красная Шапочка на замершем Львёнке.

– Ты в третий раз уже боишься этого Великого и Ужасного, а я в третий раз касаюсь твоего плеча! И кажется я теперь немного представляю себе принцип действия Стража Врат…

Она озадаченно огляделась по сторонам и подошла на расстояние вытянутого луча к Стражу Врат.

– Простите, нам нужно попасть к волшебнику Гудвину, Великому и Ужасному! – Эйльли по-честному

собрала весь запас своих способностей к убеждению.

Страж Врат не привёл в движение ни чёрточки на лице, лишь ветер чуть трепал его ниспадающую до пояса узкую бороду. Совершенно растерявшаяся Эйльли уже думала, что, наверное, придётся вызывать фею Велену, чтобы спросить, не знает ли она нужных для обращения слов, когда в воздухе словно сами собой повисли отчётливые негромкие слова:

– Код доступа!

Эйльли только плечами собиралась пожать, когда Красная Шапочка спрыгнула с Львёнка и подскочила к Стражу Врат.

– Дяденька сфинкс пустите нас пожалуйста нам очень нужно у Эйльли Тотошка барахлит а мы всю неделю к волшебнику шли-шли!.. – выпалила Красная Шапочка на одном дыхании и добавила с искренним благоговением перед ею придуманным образом волшебника: – К Великому и Ужасному!!!

– Мудрость сиятельной истины лишь может пройти во Врата, либо же сама непосредственность, – молвил Страж Врат. – У вас нет и отголоска сиятельной истины: код доступа не известен вам! Но сама непосредственность находится среди вас, и вы допускаетесь к вхождению во Врата! Следуйте же, вас давно ждут!..

Эйльли поцеловала Красную Шапочку в лобик, сказала «Умница ты моя!» и путники вошли в столь надёжно охраняемые ворота, казалось бы совершенно не присутствующие в этом мире…

Как только черта магических Врат была пересечена, путешественники обнаружили себя, без каких бы то ни было переходов, посреди причудливо украшенной залы, центр которой был ярко освещён, а края утопали в полной темноте. В центре стоял большой стол резного дуба, на котором не было ничего, кроме небрежно оставленной рукописи и пера положенного на чернильницу, с которого будто собиралась упасть капля ещё не остывших чернил. Но текст рукописи был столь выцветшим, а сама рукопись столь ветхой, что можно было сделать вывод о том, что возраст написанного измеряется как минимум веками. Страшила-Аморф поднялся в воздух над столом и, определив по почерку тон, тембры и выдержанность голоса писавшего, стал читать громовым голосом, раскатисто отдававшимся в тёмных углах залы: «Миры волшебника Гудвина, Великого и Ужасного, приветствуют вошедших под их своды! В день будет оглашено не более одного желания! Следуйте в отведённые вам покои и ведите себя по возможности приемлемо! OZ».

В отведённых покоях, куда путников проводил не обронивший ни слова слуга, Эйльли организовала тактико-стратегический совет. Решено было идти к Гудвину в той последовательности, в какой и собиралась вся наша весёлая компания. В первый день должен был идти Страшила-Аморф, во второй – Кибер-Дровосек, в третий – Львёнок. Эйльли же с Красной Шапочкой должна была пойти после всех на четвёртый день. И Львёнок, и Страшила, и Дровосек уговаривали её идти первой, потому что по их мнению у неё было самое важное желание – вернуться домой. Сама же Эйльли считала, что желания у них у всех примерно одинаковые, а со своим желанием она ещё не смогла окончательно определится: так ли уж сильно она хочет домой? «И к тому же, добавила Эйльли, ужасно хочется посмотреть на ваши мордашки по возвращению от этого волшебника Изумрудного Города! Сдаётся мне у него не плохо развито чувство юмора, и я буду ждать вас всех здесь в нетерпении и в полной готовности к оказанию первой психологической помощи на случай неумеренной радости или безмерного горя!» На том и постановили.

Чудеса

Утром следующего дня Страшила-Аморф пошёл к волшебнику. Он открыл дверь, через которую они вчера покинули полутёмную залу, и утратил гравитационную опору. Залы больше не было... Он завис в правильном кубическом пространстве огромных трёхмерных шахмат. Необычной силы и ловкости гравитационный

поток скрутил Страшилу-Аморфа, сжал до предела и превратил в рядового пехотинца чёрных родов войск. Армия таких же как он пехотинцев готовилась к началу активных боевых действий, за спиной разворачивался штаб сражения, а далеко впереди и в условно-относительном низу видны были верхушки боевых шатров белой армии. Там и взметнулась красная ракета, известившая о начале наступления – белая пехота пошла в наступление. Страшила не был ни старшей, ни центральной, ни фланговой фигурой. Он был рядовым из рядовых, простым безымянным солдатом. Но стратегическим планом сражения он был в силах управлять полностью. Его одинаково хорошо слушались ноги и высокопоставленные фигуры. Он был чистой мыслью своей Игры. Организовав более-менее сносную защиту, Страшила-Аморф попытался тут же перейти к активно-опрокидывающей тактике в трёх основных направлениях. Когда наголову оказались разбиты полки в двух из них, он отказался от плана накатывающегося наступления и организовал уже многоступенчатую оборону, настолько глухую, что в неё не могла проникнуть даже сверхлёгкая разведка неприятеля. Враг, вынуждаемый к игре с самим собой, стал завязать в собственных позициях. И тогда Страшила-Аморф в нестандартном решении лёгким броском конницы проложил глубокий тоннель, самолично подошёл к Белому Императору и произнёс:

– Вашу шпагу, Император!

Лицо Белого Императора потемнело от гнева.

– Я не император. Я – Гудвин, Великий и Ужасный! Вы можете изложить вашу просьбу! – произнёс он громовым голосом.

– Прошу прощения, Великий и Ужасный Гудвин! К сожалению не имел чести вас знать лично, а потому не узнал! – сказал Страшила-Аморф с вежливым поклоном всё ещё горящего одержанной победой чёрного пехотинца. – Мне нужны мозги. За этим я и пришёл.

– Нет! – лязгнул сталью Гудвин, запахиваясь в белую мантию. – Я не могу вам их дать! Ни сейчас, ни когда-нибудь! Вы свободны!

Опешивший Страшила-Аморф увидел себя утрачивающим контуры воздушным шаром на руках у Эйльли. Эйльли успокаивала его и гладила по расстроенным очертаниям. Не было шахматного пространства, не было Белого Императора Гудвина, не было полученных мозгов… «Возможно я ошибся в расчётах!», воспалённо бормотал Страшила и пытался вновь и вновь что-то просчитывать…

На следующий день Кибер-Дровосек осторожно открыл и прикрыл за собой двери волшебной залы. Она ничуть не изменилась с момента первого их прихода в неё, только в центре света теперь стоял не дубовый стол, а трон, настолько прекрасный, что Кибер-Дровосек сразу узнал его. На троне сидела и нежно улыбалась ему величественная и прекрасная Моргана.

– Как? – воскликнул Кибер-Дровосек. – Разве вы не погибли здесь навсегда?

– Глупости! День седьмой! – воскликнула Моргана и, чуть разведя в стороны ножки, протянула к Кибер-Дровосеку свои изящные гибкие руки.

Кибер-Дровосек почувствовал, что он от счастья сходит с больше ненужного ему ума…

…Он задыхался в последних порывах своей охватившей весь мир любви, когда изнемогающая в беспрерывных уже целую вечность судорогах Моргана закричала будто из очень отдалённого далека: «Теперь можно! Люби!!!...» Её крик звенел и проливался звездопадами в космосе, а Кибер-Дровосек, оледенев в огне искренней радости, не мог шевельнутся, наблюдая как прекрасная Моргана у него в объятиях превращается в его ненаглядную Адель… Мгновенье и в его объятиях не было никого, остался лишь нежный шёпот Адель «Я… буду… ждать…»

А на троне восседал человек в красном смокинге и в белом, накинутом на одно плечо пальто. Высокомерно и с оттенком иронии в полуобороте взирал он на Кибер-Дровосека низлежащего у подножия трона.

– Я – Гудвин, Великий и Ужасный! Ваша просьба!

– Мне нужно сердце… – промолвил Кибер-Дровосек, не желая верить в нереальность только что с ним произошедшего: этого бы он просто не выдержал… – Без сердца я не умею любить…

– Нет! – просто сказал Гудвин. – Встаньте, мой друг. Ваши чувства сумбурны, ваша поза нелепа! Я мог бы дать вам сердце, но я не дам. И с тем разрешите откланяться. Ваш покорный слуга!