Планета исчезающих слов
Шрифт:
Это было самое короткое выступление за всю историю поэтических состязаний. Сой улыбнулась и в утешение бросила ему цветочную гирлянду Рона. Гирлянда упала ему на голову и плечи и сделала совсем смешным и нелепым. Народ пытался сдерживаться, но то тут, то там вспыхивали смешки над незадачливым женихом. Впрочем, скоро внимание переключилось на Рона. Начиналось настоящее состязание.
Невероятно красивый, в эффектной театральной позе, в белой рубахе, сияющей в луче прожектора, он выдержал паузу
Я знал, что есть любовь.
Я слышал от начала
дыхания и слов, что лепетала мать,
Что существует мир, где сердце у причала
Бросает якорь, чтобы навеки стать
Частицей той земли, единственно-возможной,
Единственно-своей, единственно-родной.
По тоненьким мосткам, ступая осторожно,
Чтобы счастье не спугнуть и страхи превозмочь.
Сой замерла и приподнялась на своём троне. Народ слушал, затаив дыхание. Сердца раскрылись. Тут и там загорались маленькие принесённые с собой свечки. Рон сделал паузу и оглядел толпу. У меня было такое ощущение, что он собрал все эти доверчивые огоньки, расправил крылья и бросил в бешеный поток, наращивая ритм и не жалея глотки:
Я знал, что есть любовь. Но я не видел цели.
Слепые маяки светили в пустоту,
Я в шторм себя бросал, как в царские постели,
Я парус разрывал, как флейта немоту.
Сой едва заметно напряглась и медленно опустилась на сиденье трона. Но Рон её уже не видел. Он упивался собой и его несло в совсем опасную откровенность.
Я знал, что есть любовь. Но не познал и тени
Блаженства гибели в негаснущем огне.
В конвульсиях несбывшихся рождений,
В явленье ангела на огненном коне.
Он казался безумным. Воздух дрожал. Внезапно налетевший ветер погасил все свечки. А Рон поднял лицо к Сой.
О, я узнал тебя! Моя святая Муза!
Ты жизнь иль смерть моя? объятья отвори.
Ни мужа без жены, и ни жены без мужа
Не будет в небесах. Но мы навек одни.
Мы избраны судьбой, нам этот мир чужбина.
Мы выше, мы в кольце невидимых комет.
В пустом мельканье дней, в огне летящих лет,
В сиянье вечности нам жизнь и смерь едины.
Когда он закончил, толпа взорвалась аплодисментами. Я бы даже сказал, переходящими в овации. Но Сой была спокойна. Она что-то важное для
Она встала и бросила гирлянду Рону, только чуть приподняв уголок губ. Гирлянда упала красиво и прекрасно смотрелась на его театральной фигуре. А он смотрел на Сой, постепенно осознавал, что с ним будет дальше, и его глаза наполнялись ужасом. Игры со смертью, которыми он привык бравировать, оказались не так безобидны и очень близки к воплощению, хоть он и очень старался себя обмануть.
– Здорово же он её напугал! – прошептал Пат. Так, что даже тот деревенский увалень оказался милее.
– Тот не опасен, а Рон настоящий демон.
– Этот да. В конвульсиях.
– Пожалуй это даже пошло.
Наступил последний раунд состязания. Лариус в луче света казался совсем прозрачным. В том, как он смотрел на лицо Сой, озарённое голубоватым светом ожерелья, читалась неподдельная тревога. Но по правилам состязания пока он не мог ничего сделать. Однако произнёс:
– Надеюсь, я ничем не напугаю тебя, моя королева.
Сой горделиво вскинула голову
– Меня не просто напугать, – сказала она.
Но было видно, что замечание попало в точку. И не обидело Сой, а скорей поддержало. Как будто Лариус протянул ей руку, говоря, – Я понимаю твои чувства. Обопрись, я с тобой.
Она села поудобней и расправила плечи, стараясь не касаться спинки трона, чтобы случайно не раздавить хрупкие бусины.
А Лариус улыбнулся и начал читать:
Моя вселенная прекрасна!
Дрожит окошком слюдяным.
В нём солнце, быстрые стрекозы
И птичий гомон, и полёт.
В ней ты! И этим завершился
Мой поиск смысла бытия.
И если вдруг другой, не я
С твоей судьбой соединится,
То всё равно прекрасен мир
Тебя родивший. Счастлив я,
Тебя увидевший. И радость
Мою не сможет он отнять.
Она не в памяти – в крови,
В биенье любящего сердца,
В восторге, в пламени
Порой меня сжигающем.
В листве, где выкликают имя птичье