Планета под замком
Шрифт:
Голос его снова был ровным и спокойным. Я почувствовал облегчение. Полли зашагал к кораблю и, взявшись рукою за поручни трапа, повернулся ко мне.
— Спокойной ночи, Анри!
— Спокойной ночи, Полли! — ответил я и почувствовал, что его странное спокойствие наполняет меня всего какой-то неясной, но огромной силой.
Самое важное для меня — дух экипажа. Я не мог (считал это недостойным) понапрасну обнадеживать их.
Склонный к философским обобщениям, Ян очень скоро уяснил себе смысл моего поведения.
— Правильно делаешь, что не успокаиваешь нас, Анри, —
Александр в одном разговоре со мною просто сказал:
— Будем жить, пока можем. Вот и все.
Вчера, подойдя к нему, я увидел, что он строит домики из песка. Он смущенно посмотрел на меня, но занятия своего не оставил.
— Все не могу себе представить, что пока мы летели, мой сын успел вырасти. Я думаю о нем, как о ребенке, — сказал он, словно оправдываясь. Он будет совсем взрослым, когда мы вернемся.
«Когда вернемся!»…
Я горжусь этими людьми. Каждый из нас сознает, что выхода из положения, в котором мы оказались, нет.
Но вопреки очевидности, вопреки строгой логике фактов, глубоко в наших сердцах живет надежда. Что питает ее?.. Никто не мог бы ответить на этот вопрос. И все-таки мы надеемся…
Мы еще не имеем ни малейшего представления о том, что ждет нас на этой планете. Днем мы совершаем длительные походы. Проходим десятки километров и все не можем обнаружить живое существо. Вокруг простирается настоящая пустыня. Но ведь и на Земле есть пустыни!..Ив них водятся разные животные!.. Невозможно, чтобы и здесь не существовали какие-нибудь живые твари…
17 сентября
След! Наконец-то в трех километрах от звездолета, в скалистой местности, мы нашли небольшие кучки сухого мха. Мы решили, что это птичьи гнезда, и Александр почему-то сразу назвал этих птиц «перепелками».
«Перепелки» покинули свои гнезда очень давно. Разрывая мох, мы обнаружили несколько очень мелких насекомых. Полли посадил одну из букашек на ладонь и сказал с напускным пафосом:
— Привет, о житель этой гостеприимной планеты, имя которой мне неизвестно. Прошу прощения за мой ужасный вид, в каком я предстаю перед тобой, но наша первая встреча произошла столь неожиданно, что у меня просто не осталось времени сбегать в замок и одеть фрак. Кроме того, этот исторический космический миг так взволновал и поразил меня, что торжественная речь, которую я предварительно вызубрил ради подобного случая, в мгновенье ока вылетела у меня из головы. Эта речь, над которой трудилась специальная комиссия международной конференции насекомых всей Земли — пчел и ос, жуков и муравьев, блох и…
В этот миг букашка расправила свои жесткие крылья и слетела с руки физика.
— Невоспитанная тварь! — проворчал Полли, а мы впервые с тех пор, как ступили на планету, дружно рассмеялись.
Настроение оставалось приподнятым весь день, а ночью все мы спали хорошо. Говоря «день» и «ночь», я имею в виду части местных суток, потому что мы уже успели убедиться, что не можем исследовать незнакомую планету, оставаясь
Утром меня разбудили громкие, возбужденные голоса моих товарищей. Любопытствуя узнать, в чем дело, я поспешно встал и выглянул из люка. Все трое сидели на корточках возле звездолета и что-то рассматривали на песке, взволнованно переговариваясь. Я спустился вниз и подошел к ним.
— Анри! — крикнул, увидев меня, Александр, — не ты ли начертил здесь это? — Он показывал на два треугольника, изображенных на песке равнобедренный и разносторонний.
— Нет, — ответил я.
Тогда Александр повернулся к Полли.
— Значит, это ты нас разыгрываешь?
— Клянусь Эпсилоном, — сказал Полли и подтолкнул локтем поляка. — Ян, почему бы тебе не признаться? Мы здесь все свои…
— Да я же в этой науке ни в зуб ногой, — заявил филолог.
Полли был взволнован больше всех.
— Поклянитесь Землей, что это не вы! — потребовал он.
— Перестань дурачиться! — Александр попытался было стереть ногой фигуры на песке.
Но Полли помешал ему, он словно взбесился.
— Стой! Не шевелитесь,! Да поразит вас ядерный взрыв! Несчастные электроны!
Я вдруг уразумел причину его волнения.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что, если не кто-нибудь из нас, то это… это начертил кто-то другой?..
Ян рассмеялся.
— Подозрение падает на каждого из нас, — сказал он. — Просто несознательно, не отдавая себе отчета в том, что делает, каждый из нас мог нарисовать это на песке, а потом забыть…
Такое объяснение было вполне приемлемым.
Полли окинул нас свирепым взглядом:
— Я даже не подозревал, что отправился в экспедицию с психопатами. Ладно! — Он нагнулся и тщательно стер фигуры. — Если это был кто-нибудь другой, он снова явится.
Действительно, если фигуры начертаны не кем-то из членов экипажа, то это дело рук туземца. Но существо, способное нарисовать вполне законченную фигуру, — это же разумное существо!.. Эта мысль просто ошеломила нас. Мы испытующе посматривали друг на друга и не знали, что сказать. Целый день работа валилась из рук. Весь длинный двадцатичасовой день…
Ночью никто не сомкнул глаз. Когда рассвело, мы сошли вниз. На песке не было никаких следов. Мы уныло переглянулись. Полли начал ругаться, Александр быстрыми шагами направился куда-то, а Ян вернулся на корабль. День прошел скучно. Мы молчали, исполненные недоверия друг к другу.
И вторая ночь прошла в напряженном ожидании.
Только Александру удалось уснуть. Но и на следующее утро никаких следов на песке не было обнаружено. Настроение совсем упало. И когда Полли и астронавт отказались завтракать, Ян неожиданно заявил:
— Все эти волнения излишни. По всей вероятности, я начертил эти треугольники. У меня есть такая привычка — размышляя о чем-нибудь, я рисую разные фигуры.
Физик возмутился.
— Чего еще можно ждать от поляка, да еще филолога! Филолог на космическом корабле — все равно что мышонок в телевизоре.