Планета звезды Эпсилон
Шрифт:
– Поверишь! А замуж я не собираюсь. Так что считай наш разговор оконченным, - у Бэкки зло блестели глаза, - ты уже выпил свое?
– Слушай, я устал. В голове пусто. Мы все там как взмыленные.
И тут парень обратил внимание на меня:
– А... Ты с этим типом!
– внимательно посмотрел на мой костюм.
– Он вроде не наш. Беанец ее уже не устраивает! Конечно, это твое дело, но обидно...
Я рванулся, чтобы отшвырнуть наглеца. Но Бэкки меня остановила. Она решила сама постоять за себя:
– Пойди
– Ах, так! Ты хочешь сказать, что я пьян?! Вон отсюда!
Я схватил негодяя за шиворот, чтобы выбросить его из кафе. И в этот момент он вынул из кармана пистолет. От неожиданности я опустил руку.
– Ты, выматывайся!
– крикнул он мне.
– Ну! Она идет со мной! Считаю до трех.
И вдруг раздался выстрел. Парень упал. К нему подошел беанец в синем костюме, заглянул в лицо и спокойно вышел из кафе. Я подхватил побледневшую Бэкки и потащил ее к машине. Она нервно рассмеялась:
– Ну вот, началось... Я думала, Верховные сто лет его утверждать будут.
– Перевела дух и добавила с непонятной мне холодной, злой интонацией: - Неплохое начало для репортажа...
– Что утверждать?
– не понял я.
– Верховное ведомство приняло новый закон. Возьми газету - я там все в подробностях расписала.
– Она бросила мне на колени вчерашний номер "Вечернего Эпсилона" и пошла в Верховное ведомство.
На первой полосе под крупной шапкой "Мы хотим оздоровить общество" стояло интервью Бэкки с одним из Верховных министров.
"Разнузданность наших нравов, - читал я, - давно требует принятия самых безотлагательных мер. И вот власти планеты, внимая многочисленным жалобам ее жителей, вынесли четкое и строгое решение: за всякое отступление от норм нравственности и морали - смерть!"
Что это такое?
– меня будто кипятком облили. Я отказывался верить своим глазам. Что за страшный сон? Мракобесие, средневековье, инквизиция...
– Грандиозное начинание, - сказала Бэкки, вернувшись с пресс-конференции, - я всегда верила в прогресс и его достижение любыми средствами. Цель абсолютно благородна.
– Я ничего не понимаю. Это странно, Бэкки!
– Она не слушала меня. Все это... Как можно?...
– Забавный случай, - она явно не слушала меня, поглощенная собственными мыслями, вчера, когда прессе рассказали о новом законе, редактор газеты "Производственный континент" назвал его необдуманным и антигуманным. Вчера же его избили до полусмерти. Ой! Мне сегодня везет! Это он!
– И с этими словами Бэкки выскочила из машины.
Обернувшись, я увидел беанца в синем костюме. Бэкки о чем-то оживленно поговорила с ним и вернулась в машину весьма довольная.
– Он согласился.
– Кто и на что?
– неодобрительно отозвался я.
– Элдар Крауф, член комиссии семнадцати, тот, что спас нас от негодяя... Он согласился. Понимаешь, я получила в редакции разрешение на серию
– Она прилегла на руль и повернула ко мне голову.
– Это признание, милый, когда журналисту отдают целую тему, это великолепно... И я хочу, чтобы у этой серии был герой, как бы тебе лучше объяснить... ну, единый тематический стержень.
– По-моему, у этой темы уже есть стержень. Дуло пистолета.
Бэкки обиженно поджала губы и включила мотор.
– Приготовься к головокружительной езде, постараюсь выжать из него все, - это уже об электромобиле, - надо спешить: я должна успеть еще переодеться.
– Что?
– Мы едем на свадьбу. Не могу же я появиться в высшем обществе в таком виде.
Бэкки свернула на узкую улочку, сияющую витринами. Я опешил, потому что привезла она меня в магазин мужской одежды.
– Неужели ты считаешь, что я соглашусь пойти с тобой в общество, когда ты в такой дурацкой униформе? И так четыре года хожу как с бельмом на глазу! Мне надоело, что на тебя оглядываются, - говорила Бэкки, водя меня среди стеллажей и вешалок.
– Надо быть как все, не выделяться.
Заставила меня надеть костюм беанской моды - я чувствовал себя в нем актером, играющим в исторической пьесе. Переубедить Бэкки все равно было невозможно. Мой летный комбинезон она завернула в бумагу и бросила в багажник машины.
– А теперь домой! Я приведу себя в порядок. Знаешь, эта свадьба прямо-таки символична: женятся сын владельца фабрики и дочь хозяина универмага. На свадьбе, кстати, будет Крауф. Я пригласила его. Надо же завязывать отношения. Он симпатичный человек. Я уверена, тебе он понравится. Он преподаватель философии, работает в университете.
Да, Крауф внешне производил весьма достойное впечатление. Но он был членом комиссии семнадцати, он был человеком, который мог убить чудовищно... Я заговорил с ним первым:
– Мне трудно судить о действиях вашего правительства, понимаю, я чужак, но должен сказать: слишком это дорого - платить жизнью за нравственный грех. Конечно, воспитывать людей необходимо, но насилие не та мера. Человек может попасть в такую ситуацию, когда поступок будет иметь двойное толкование.
Мы уже возвращались с "символической" свадьбы, ситуация казалась мне подходящей для разговора.
– Должен быть предел всему, и новому закону тоже, - сказал я.
– Ну, конечно, - с иронией отозвался Крауф, - было бы, наверное, куда гуманнее, рассматривая закон как воспитательную меру, пристрелить нарушителя морали, а потом воскресить, пригрозить пальчиком: "Не делай так больше, мальчик!" Но такого не бывает.
Крауф вдруг резко нажал на тормоз. Впереди на дороге образовалась пробка.
Крауф пошел посмотреть, в чем дело. Вернулся он через несколько минут.
– Предел...
– проворчал он, глядя на меня, - предел... Пойдемте, Алексей, вам это будет интересно.