Планировщики
Шрифт:
– А мне “Джонни” больше нравится. По сравнению с “Джеком”, который то ли для настоящих мужиков из рекламы, то ли не для них, – с чувством проговорил Рэсэн.
Чу улыбнулся. Эта улыбка свидетельствовала, что высказывание пришлось ему по душе. Пока они не прикончили всю бутылку “Джонни Уокера”, Чу не произнес ни слова. Рэсэну тоже не о чем было говорить, поэтому пили они молча.
Чу не вышел из туалета и через тридцать минут, и тогда Рэсэн подошел к двери и постучал. Дверь была заперта, изнутри не доносилось ни звука. Пришлось отверткой вскрыть замок. Вода переливалась через край раковины и утекала в сток в полу. Чу спал, скорчившись на унитазе, – вылитый старый медведь. Рэсэн завернул кран, доволок Чу до кровати и уложил. Очутившись в постели, Чу разметал ноги и захрапел, словно впервые в жизни уснул с комфортом. Оглушительностью храп вполне соответствовал габаритам Чу. Заинтригованная Пюпитр высунулась из башенки, спустилась вниз, осторожно подобралась к кровати и, почти касаясь носом лица и волос спящего, обнюхала его. Следом и робкая Лампа тоже покинула укрытие и потихоньку начала знакомиться с гостем. Устроившись на диване, Рэсэн опустошил пару банок пива. И, глядя, как кошки, наконец оценившие интересную игрушку, дергают Чу за волосы, ступают по его животу, груди, незаметно для себя уснул.
Когда утром он открыл глаза, Чу не было. Его страхолюдный рюкзак тоже исчез. И только нож с плотно обмотанной носовым платком рукояткой лежал на столе – как подарок.
Спустя неделю труп Чу оказался в крематории Мохнатого.
Когда Енот и Рэсэн прибыли туда, шел дождь, как и в тот день, когда Чу заявился к Рэсэну. Мохнатый раскрыл зонт над Старым Енотом, вылезающим из машины.
– Ну что, уже сжег? – спросил Енот.
– Нет еще, – ответил Мохнатый, удивленный, как такое вообще возможно.
Тело Чу лежало в сарае.
– Двадцать девять ножевых ран, – сказал Мохнатый и поежился.
Енот поднял изодранную футболку Чу и провел пальцами по порезам. Если не считать глубокой раны, уходившей от солнечного сплетения к легкому, остальные были нанесены без особой надобности. Убийца мог просто прикончить жертву, однако он, не задевая жизненно важные органы, потихоньку кромсал Чу, играл с ним, как львенок играет с раненой белкой. Правая рука сломана в локте, кости прорвали кожу, а в левой руке Чу крепко сжимал нож фирмы “Хенкель”. Точно такой же, какой он оставил на столе в комнате друга. Рэсэн попытался вынуть нож из пальцев Чу.
– Я уже пробовал, но нож намертво застрял, – сказал Мохнатый.
Енот молча смотрел на труп Чу, затем взмахнул рукой, показывая, что уже довольно, нагляделся. Его рука, зависшая в воздухе, слегка дрожала. Мохнатый застегнул молнию.
– Говорят, Хан нанял крутого головореза. Зовут Парикмахером. Может, вы знаете, что это за тип? – спросил Мохнатый.
– До меня только слухи доходили, – сказал Енот скорбно.
– Его называют чистильщиком. Говорят, безжалостный. И этот чистильщик, я слыхал, убивает только таких, как мы. Вправду жуткий человек. Зачем, спрашивается, нужно было колоть аж двадцать девять раз? Если даже Чу попался ему в лапы и не смог с ним ничего поделать, что уж говорить о таких, как мы… – Мохнатый явно был встревожен.
– Его стоит поблагодарить. Он наводит порядок, вычищая такой мусор, как мы. – И Енот выдал свою особую циничную ухмылку.
Мохнатый погрузил труп Чу на тележку и повез к печи. Там они с Рэсэном подняли тело и попробовали уложить на поддон, стоявший на рельсах. Однако длинные ноги Чу не уместились. Труп окоченел, поэтому Мохнатому пришлось изрядно попотеть, укладывая труп так, чтобы ноги не торчали.
Конец ознакомительного фрагмента.