Пластиглаз
Шрифт:
Дворник спустился на пару ступенек и снова застучал своим инструментом. Серое крошево льда брызнуло в стороны.
– Суки!
– прекратив долбить, неожиданно произнёс дворник и снова посмотрел на меня.
«Вот этот ещё: Дятел, блядь. Ему-то хуйли от меня надо?» - я щелчком отправил окурок в грязный сугроб сбоку от крыльца и смутился. Сугроб был просто усеян бычками, и из них не меньше десяти - моих.
«Сам виноват. Урны нет, а куда бросать?..»
Стало смешно за мысленные оправдания. Пошёл
Отойдя на несколько шагов от крыльца, хотел было закурить по новой, но лёгкие уже ныли и во рту скопилась горькая срань. Сунул пачку обратно в карман. Запахнул пальто и от скуки принялся разглядывать сотни раз уже читаный лозунг.
Жёлтые металлические буквы на фасаде загса складывались в знакомые с детства слова:
«СЕМЬЯ ЕСТЬ САМОЕ МАЛОЕ, НО И САМОЕ ЦЕННОЕ ЕДИНСТВО В КОНСТРУКЦИИ ЗДАНИЯ ВСЕГО ГОСУДАРСТВА. А. ГИТЛЕР»
– Развлекаешься?
– раздался сзади голос, который не спутать ни с чьим другим.
– Извиняться, как и приходить вовремя, ты так и не научилась, - бросил я через плечо и направился к крыльцу.
Дворник, держа лом на манер патриаршего посоха, и не подумал посторониться.
«Ну, гад!» - пальцы сами собой сжались.
– Максим, постой!
– окликнула меня Наташка.
– Что ещё?
Пауза.
– Помоги Алёше, - совсем тихо сказала она.
Я обернулся.
За три месяца, что Наташка провела у своей матери, она не изменилась ни сколько. Да и чего ей меняться? Три месяца - не тот срок. Одета разве только получше - шуба новая (шиншилла или как там этих крыс-хорьков называют), сапоги на каблуке высоком. На шее, в распахнутом вороте - массивная ювелирка. Тоже новая. Ту, что подарил когда-то я, она сняла.
«Сука: Блядь!»
– Ну, смотрю, кадра ты нашла себе и впрямь ничего. Сразу видно - попала в хорошие руки!
– улыбка вышла у меня кривая.
«Сука! Сука! Сука!»
А ведь нет - изменилась. За всей косметикой, сколько её не лепи на рожу, эту серость мертвенную не скрыть. Как и мешки под глазами. Киряешь потихоньку, милая?.. Нацепила тёмные очки - это в марте-то!
И чего только этот хер в ней нашёл:
А сам-то?..
А сам-то я с ней сегодня развожусь.
– Помоги мне с Алёшей, - вновь попросила Наташка.
Я перевёл взгляд на сына.
Алёша стоял сбоку от неё и чуть позади, опустив голову. С правой руки он снял варежку, теперь она болталась у рукава на резинке. Медленно и словно механически Алёша поглаживал красноватыми пальцами ворс Наташкиной шубы.
– Здравствуй, Алексей!
– сказал я.
Рука сына замерла. Пальцы согнулись и ухватились за мех.
Сын поднял голову.
– Здравствуй!
– из-за расширенных зрачков глаза Алёши казались тёмными кляксами.
– «Релаксидин»?
– не отводя взгляда от сына, спросил я Наташку.
– Семь дней, как и положено, - мне показалось, Наташка всхлипнула.
– Ему трудно из-за него ходить.
Я заметил припаркованный на другой стороне улицы белый, правда, забрызганный грязью «лексус». Пару минут назад его там не было.
– Твой?
Наташка помотала головой:
– Его: Он не захотел выходить.
– Наташка вдруг взорвалась: - Ты поможешь мне или так и будешь торчать как придурок у входа?! У меня куча дел, между прочим, сегодня ещё! Пошли давай! Опаздываем ведь:
– Уж не по моей ли вине?
– у меня заходили желваки.
– Час почти тебя жду здесь! У меня таких вот тачек нету!
– кивнул я в сторону «лексуса».
– Что ж не купишь?
– сузила глаза Наташка.
«Сука»
– А ну-ка проходите или туда, или сюда. Мне убирать надо!
– вдруг подал голос дворник.
– Орать при ребёнке то... Совсем охуели!
Дворник зло стукнул ломом. Вместе со льдом, мне показалось, откололся немалый кусок ступеньки.
Слова сердитого люмпена, как ни странно, успокоили нас. Подхватив Алёшу, я втащил его на крыльцо. Наташка, забежав вперёд, открыла дверь.
***
Внутри было светло и уютно. Может, даже и тепло, но мне, продрогшему, было незаметно.
Наташка сняла с сына пальто и шапку, передала мне. Я автоматически взял, и теперь стоял, оглядываясь, куда их пристроить. Сложил их на стол с образцами бланков и заявлений.
Гулко шагая, приблизилась служащая.
– Так, Быстрицкие - вам на одиннадцать назначено? Где вы ходите?! Документы давайте и проходим быстро в четвёртую комнату, второй стол!
Жена, стянув с себя, наконец, тёмные очки, торопливо чмокнула сына в лоб. Повернула его ко мне.
Лицо Алёши было абсолютно спокойным. Казалось, он даже слегка улыбался.
Я потрепал его волосы и погладил по затылку.
– Проходим, проходим! Не задерживаем регистрацию!
Толстая седая тётка в зелёном костюме увела Алёшку в конец зала и они скрылись за дверью с надписью «Детская».
– Документы все взял?
– буднично спросила жена.
– Справки, выписку с работы?
«Заботливая, бля», - мне почему-то показалось странным, что вот эта стоящая передо мной напудренная баба в шубе и та, которой я много лет назад выводил краской на асфальте под окном «Ната, я люблю тебя!» - один и тот же человек. И ещё более странно - она до сих пор, юридически, моя жена. И пробудет ей ещё целых несколько минут.
– Пошли давай! Твой, небось, заждался уже!
– я направился к двери с цифрой «4».
– По крайней мере, меня есть кому ждать, - следуя за мной, прошипела Наташка мне в затылок.
– Не волнуйся, не пропаду.
«Сука»
– Постой, а вещи Алёшины: - Наташка растерянно остановилась у стола с образцами.
– Надо же куда-то их:
– Пошли, я сказал! Без нас разберутся: - я потянул её за рукав.
– Вот только давай тут без этого! Руки убери, я сказала! Не трогай меня, гад!