Пластилин колец
Шрифт:
– Хоть у настоящего костерка посидим, – говорил Срам, подбрасывая в весело потрескивающее пламя гремучую змею. – Я так понимаю, знаменитые волки господина Пепси вряд ли к нам нынче ночью полезут.
Пепси фыркнул.
– Очень нужен волку пустоброд вроде тебя, – сказал он и запустил в Срама камнем, который, всего на фут промазав мимо Срамовой головы, оглушил тем не менее пуму.
Кружа высоко-высоко над странниками, незримый для них предводитель разведотряда Черных Ворон разглядывал их в полевой бинокль и, отрывисто чертыхаясь на языке своего племени, клялся, что в жизни больше в рот не возьмет спиртного.
– Где
– Мы на большом перекрестке, – ответил Маг и, вытащив из-под одежд помятый секстант принялся определять возвышения луны, ковбойской шляпы Артопеда и верхней губы Гимлера.
– Вскоре мы перейдем через горы или через реку, не помню, и окажемся в неведомых землях, – добавил он.
Артопед приблизился к Фрито.
– Не надо бояться, – сказал он и сел прямо на волка, – мы приведем тебя куда следует.
Заря следующего дня занялась ясная и яркая, что нередко случается, если нет дождя, и настроение путешественников значительно улучшилось. Скудно позавтракав молоком и медом, сплоченный отряд двинулся вслед за Артопедом и Гельфандом. Замыкающим шел Срам, подгоняя впереди себя вьючного барана, к которому он питал редкостной теплоты чувства, – нередко, впрочем, посещающие хобботов при общении с любым мохнатым животным.
– Эх, хоть бы капельку мятного соуса, – жалостно повторял Срам.
Отряд прошел множество лиг по широкому, гладко вымощеному шоссе, приближаясь к пахучему изножью Мучнистых гор, и уже под вечер добрался до первых невысоких пригорков. Здесь шоссе внезапно исчезло под грудами мусора и руинами древней городской тюрьмы. За развалинами виднелась недлинная, угольно-черная долина, круто взбиравшаяся к скалистым горным склонам. Артопед знаком приказал всем остановиться, и спутники его подтянулись поближе, разглядывая отталкивающий ландшафт.
– Боюсь, недоброе это место, – сказал Артопед, подскальзываясь на липкой черной краске, покрывающей каждый вершок земли.
– Это Черная Долина, – торжественно молвил Гельфанд.
– Мы что, уже в Фордоре? – с надеждой спросил Фрито.
– Не упоминай этой черной земли в этой черной земле, – туманно ответил Гельфанд. – Нет, тут еще не Фордор, но, похоже, и этой земли уже коснулся Враг всех Людей Доброй Воли. Пока они стояли, разглядывая страшную долину, сзади послышался вой волков, рев медведей и перебранка стервятников.
– Как тут тихо, – сказал Гимлер.
– Слишком тихо, – сказал Ловелас.
– Здесь оставаться нельзя, – сказал Артопед.
– Нельзя, – согласился Бромофил, бросая над серым пространством страницы взгляд на толстую половину книги, по-прежнему сжатую правой рукой читателя. – Нам еще эвон сколько идти.
После более чем часового подъема по крутому, усесянному каменьями склону, утомленные и измазанные черной краской путники добрались до длинной каменной полки, шедшей между крутым обрывом и прудом, поверхность которого сплошь покрывала плотная маслянистая слизь. Большая ширококрылая птица из водоплавающих на глазах у путешественников с мягким всплеском опустилась на нечистую воду и немедленно растворилась.
– Поспешим, – поспешно сказал Гельфанд, – перевал уже близко.
Сказав так, он повел отряд в обход каменного выступа, уходившего в воды пруда и заслонявшего всю
Артопед задохнулся.
– Черная Яма, – вскричал он.
– Да, – сказал Гимлер. – Баснословный Карат Чун моего предка, Фергюса Фанабера.
– Страшная Андреа Дориа, проклятье живых грудей, – сказал Ловелас.
– А перевал-то где же? – спросил Фрито.
– Лик земли переменился с тех пор, как я последний раз бродил в этих местах, – быстро отозвался Гельфанд, – и нечто, быть может, сама Судьба, провела нас обманным путем.
Фергюсу принадлежат эти слова и тако рек он: Вот в чем моя вера, и отныне жизнь моя станет блистающим примером добродетели и совершенства, достойным того, чтобы оный леляли в Небесах как образчик для всех, у кого достанет мудрости, дабы последовать за мною. Вероучение же мое, подобно Галлии, разделяется на три части. Во-первых, мне долженствует не совать носа в чужие дела. Во-вторых, я обязан стараться во всякое время и во всяком месте поддерживать нос свой в чистоте наиболее сообразными с оной целью средствами. И в-третьих, яко же и в последних, надлежит мне всегда заботиться о том, чтобы руки мои не блудили черт знает где.
– По моему разумению, – сказал Артопед, – самое правильное это снова искать перевал. Он должен быть где-то рядом.
– Еще три сотни верст переть за здорово живешь, – с некоторой робостью сказал Гельфанд, и тут узкая полка, связывавшая их с долиной, с негромким урчанием соскользнула в пруд.
– Ну так, этот вопрос решен, – брюзгливо заметил Бромофил и крикнул: Йо-хо-хо, иди сюда, попробуй, съешь нас!
Низкий голос отозвался издалека:
– Моя большой зверь, моя так и сделает.
– И впрямь мрачная Судьба привела нас сюда, – сказал Артопед, – или дурак-волшебник!
Гельфанд невозмутимо откликнулся:
– Нам надлежит отыскать заклинание, открывающее эту дверь, да поскорее. И так уж смеркается.
Он поднял волшебную палочку и вскричал:
Юма пало альте напо ерин ходит браэ
Тергин корряга кремора оле.
Дверь осталась недвижима, а Фрито между тем нервно вглядывался в маслянистые пузырьки, затеявшие во множестве подниматься со дна пруда.
– Если бы я только послушался дядюшку Пука и пошел учиться на дантиста, – заскулил Пепси.
– А если бы я остался дома, я бы уже заработал кучу денег, торгуя энциклопедиями, – всхлипнул Мопси.
– А если бы у меня было фунтов десять цемента да пара мешков впридачу, – поддержал их Срам, – вы бы уже целый час гуляли по дну этого пруда.
Гельфанд, бормоча магические слова, отрешенно присел перед упрямым порталом.
– Псаммобия, – произносил он нараспев. – Битум. Мазло.