Плата за красоту
Шрифт:
Алиска к нему наклонилась:
– Говорят, ее Лапушка собственноручно приложил! – свистящим шепотом сообщила она.
– Лапушка? – Комар почувствовал, что у него глаза из орбит вылезают. – Это откуда такие подробности?
– Да мне Ниночка на ушко шепнула. С утра в директорском кабинете дым коромыслом стоит. Крошкина за защитой к Дондурей пришла, ну и понеслось. Там вообще темная история какая-то, но я, как ни старалась, больше из Ниночки слова не выжала. Вот такие вот дела в нашем датском королевстве!
Алиска тряхнула светлой копной волос и ушла, бросив
– Посуду за мной отнеси!
А Комар схватился за голову. Вон оно как! Вот оно что! Разве думал он, что все таким боком обернется?! И тут на него накатило… Вчерашнее вспомнилось…
Он смотрел хоккей по телику, когда позвонили в дверь. Пришлось идти открывать. Заглянув в глазок, он увидел Крошкину. Досадливо подумав: «И какая нелегкая ее принесла?» – Комар открыл дверь.
– Привет, – сказала Галя, поправив очки на носу. – Ты один? – Она вытянула шею и заглянула внутрь квартиры.
– Одын, совсем одын, – сострил он, подражая говору Кахобера.
– Можно войти? Ты не думай, я на пару минут. У меня к тебе дело.
– Заходи, – отступил Комар, недоуменно хлопая глазами.
И какое дело у нее может быть к нему? Они и виделись-то пару раз во время перемен после пейнтбола, общаясь на уровне «привет-привет, пока-пока, я буду долго ждать звонка».
– Разденешься? – предложил он неохотно.
– Прям так сразу? – нервно хмыкнула Галя. – Да шутка это. Шучу я! Не буду я раздеваться, некогда мне. Ты лучше ответь мне на один вопрос: ты мог бы ударить девушку?
– Никогда! Ни за что! – возмутился Виталик с пафосом провинциального актера.
– А за тысячу рублей?
Он подозрительно сощурился:
– Это че, тест такой на вшивость? Газета ваша проводит, что ли?
– Нет, это я предлагаю тебе тысячу рублей. – Глаза ее светились лихорадочным блеском, на щеках играл пунцовый румянец, и вся она была на себя непохожа: дерганая какая-то, очки то снимет, то опять нацепит.
Комар подумал: уж не больна ли она?
– А за что ты мне штуку предлагаешь?
– Ты с детства такой сообразительный или на тебя учебный процесс повлиял?
– Не понял! – набычился Комар.
Заявилась к нему незвано-непрошено, загадки загадывает, еще и оскорбляет. Галя тоже, видно, поняла, что взяла неверный тон, и, улыбнувшись словно нехотя, объяснила:
– Слушай, Витал, тут такое дело. Мне нужно одному человеку насолить. Очень нужно. Короче, ты меня ударь так, чтобы у меня отметина осталась, ну синяк, что ли, а я тебе за это тысячу заплачу.
Виталик колебался. Штука в его копилку – это неплохо, и работа непыльная. Правда, грязная. Бить девчонку по лицу…
Почему Крошкина обратилась к нему с этой просьбой, а не к кому-то еще, Комар не спрашивал. Догадался. Он к деньгам неравнодушен. Это всем известно.
– А че за человек? – поинтересовался он.
– Ты его не знаешь, – судорожно, в каком-то бредовом угаре сказала Крошкина. – Парень один.
– Ну, если дело справедливое… – Комар почесал затылок.
– Можешь не сомневаться. Он меня обманул, и я хочу его за это наказать.
Логики Комар в этом не видел.
И вдруг такой облом! Выходит, это он Лапушку подставил? Или его подставили вместе с Лапушкой? Не-е, чтобы затеять такое дело, нужно быть крезанутой по полной программе! Комар бросился на поиски Крошкиной. Ну а кто ищет, тот всегда найдет. И он ее нашел.
– Ты че, мухоморов нажевалась или снежка полизала, Крошкина? – стал наступать он на нее, шипя и брызгая слюной. – Галлюцинируешь вживую? Ты на че меня подбила? Базарила, что у тебя траблы с парнем, а оказалось, с Лапушкой.
– А тебе какая разница? – взорвалась Крошкина. – Ты свою тысячу получил и глуши мотор! А с остальным я сама разберусь! Без малохольных! Понял?
– Ну ты и стерва! – задохнулся Комар от возмущения.
Даже у него, не обремененного совестливостью, все же существовали границы, за которые он не заступал никогда. А тут никаких моральных норм. А как еще можно расценить поведение Крошкиной, если личную вражду с физруком она превратила в кровавую вендетту, где все средства хороши? Только он в этом деле не участник. Не будет Лапушки – не будет пейнтбола, спортивных секций… да много чего интересного не будет. Но это еще полбеды. А вот если пацаны прознают о его оплачиваемых деяниях, тогда полный абзац! Сожрут без подливы, только пуговицы выплюнут. Это понимание подстегивало Комара лучше любых стимулов.
– В общем, так, Крошкина. Я сейчас пойду и расскажу Федор Степанычу, что это я тебя приложил.
– Да? – взвилась Крошкина. – И кто тебе поверит? Какие у тебя мотивы, Комаров?
– А никаких, – неожиданно сообразил Комар. – Скажу, что я нечаянно. Дверь резко открывал, а ты тут и подвернулась под руку. Несчастный случай. И пусть директор с Дондурей потом разбираются, с какой целью ты на Лапушку поклеп возвела. Учти, – пригрозил он, – я от своего не отступлю.
– А я от своего. И еще неизвестно, чья возьмет. Мне ведь терять нечего! – Галина смерила его презрительным взглядом. – Эх, зря я к тебе обратилась, нужно было кого-нибудь из незнакомых ребят попросить.
– Ну, так черт шельму метит!
Уяснив наконец-то, что Комар настроен решительно, Крошкина сразу задергалась, вцепилась ему в руку, словно утопающий.
– Комар, погоди, давай я тебе денег дам. Много дам. Ты только молчи!
– Не-а. – Виталик стряхнул с себя ее руку.
Он уже один раз обжегся. Оказывается, деньги все же пахнут, а иногда так просто воняют. И вообще, лучше не знать, сколько это «много».
– Психушка по тебе плачет, Крошкина! – кинул он через плечо и пошел по лестнице наверх. От соблазна подальше.