Плата за страх
Шрифт:
— Что еще сказал этот красный человек? — спросил я. Она посмотрела на меня, не понимая.
— Что?
Она очень быстро впала в беспамятство, слишком быстро. Могло ли так быть на самом деле? А если бы мать не вмешалась, что бы еще нам поведала Робин? Но, конечно, иного от матери нельзя было и ожидать, учитывая то, в каком состоянии ее дочь.
Я ничего не добьюсь, не надавав девчонке пощечин, а этого ее мать мне сделать не позволит. А одного меня сюда никто не пустит.
Покачав
— Мы сейчас уйдем, — сказал я. — Тебя скоро отсюда выпустят, держись.
Она неопределенно взмахнула руками.
— Иногда я хочу только одного: чтобы все это поскорее кончилось.
— Знаю. Скоро все кончится.
— Спасибо, — с детской непосредственностью произнесла она. Странный припадок прошел, будто его и не было. Она поднялась с постели и улыбнулась мне со словами:
— Не знаю, почему вы так стараетесь мне помочь, но я вам очень благодарна.
Миссис Кеннели повторила:
— Это твой троюродный брат, Робин. Я ж тебе говорила.
— Троюродный брат?
— Не ломай голову, — успокоил ее я. — Родственные связи — вещь запутанная и неинтересная. Просто и невольно я оказался втянутым в дело, вот и все. Поэтому, помогая тебе, я вытаскиваю и себя.
Это была чистая правда, но она, разумеется, не поверила и продолжала рассыпаться в благодарностях. Во мне начала просыпаться та же антипатия, что и при первой встрече, и, чтобы не поддаться ей, я сказал:
— Теперь я оставлю вас двоих наедине.
— Если ты из-за меня, Митч, то не уходи, — попросила миссис Кеннели.
— Не из-за тебя, — заверил я ее. Я ничего не мог с собой поделать, эта женщина мне не нравилась, а когда испытываешь неприязнь к тому, кто попал в беду, всегда чувствуешь себя виноватым.
Я двинулся к двери, но Робин, перебежав через комнату, вцепилась мне в руку, приблизила ко мне свое лицо и прошептала в ухо:
— Не говорите с ним!
Я отстранился настолько, чтобы видеть ее лицо; оно было бессмысленным и напряженным.
— С кем? — спросил я.
— Вы знаете с кем, — тихо и со значением ответила она, словно у стен были уши, и если в она высказалась напрямую, ее могли бы услышать и понять.
— Нет, не знаю, — уверил я.
Она внезапно взглянула на меня пылающим от ярости взглядом и закричала:
— Тогда идите к черту! Мне плевать, что вы будете делать, это меня не касается! — Она кинулась прочь от меня, под причитания и мольбы своей матери, на которые не обратила никакого внимания, обернулась, наставила на меня палец и прошипела:
— Вы будете следующим, так и знайте.
— Если ты мне не поможешь.
— Мое дело сторона, — заявила она. — Я ни во что не вмешиваюсь. Если вы лезете сами на рожон, то это ваше дело.
— Митч
— Тогда скажи, чтоб он оставил меня в покое.
— Я потом с вами обеими поговорю, — сказал я. Мне пришлось постучать в дверь и подождать, пока ее не откроют снаружи. Все это время никто не произнес ни слова.
Глава 21
Халмер ждал меня в своем “бьюике” примерно в квартале от больницы. Когда я залез на сиденье рядом с ним, он отложил книгу, которую читал, и спросил:
— Как она?
— То так, то эдак. Полный провал памяти на весь тот день. Плюс она напрочь забыла меня, Донлона и одному Богу известно, что еще.
— Значит, пользы от нее никакой?
— Она сообщила мне, что какой-то красный человек просил, чтобы она его убила. Так, по крайней мере, я ее понял. Хотя, может, она имела в виду, что он угрожал убить ее. В этом как-то больше смысла.
Халмер недоуменно насупился.
— Красный человек? Какой красный человек? Я дословно передал ему наш разговор и спросил:
— Значит, тебе это ни о чем не говорит?
— Нет, черт побери. С какой стати?
— Может, “красный человек” — это прозвище кого-то из вас?
Он покачал головой.
— У нас всех зовут по имени, — ответил он. — Разве что тот тип, о котором вы говорили тогда... ну голый и весь в крови зарезанной им наркоманки... на него наткнулись, по вашим словам, Терри и Робин. “Красный человек” — подходящая для него кличка.
— Так-то оно так, но я надеялся... Ведь это только мой домысел.
Он ухмыльнулся:
— Может, вам следует спросить кого-нибудь другого. Вдруг это меня за глаза называют красным человеком. А почему бы и нет? Надеть на меня набедренную повязку, покрыть боевой раскраской, и нате вам — чем не индеец?
— Обязательно так и сделаю — спрошу у других, — заверил я его.
Он кивнул, ухмыляясь еще шире.
— Вы мне нравитесь, мистер Тобин, — сказал он. — Нет, вы, по большому счету, далеко не хиппи, но и на добропорядочного обывателя тоже не похожи. Вы — совсем из другой оперы. Знаете, кто вы?
— Нет, Халмер, не догадываюсь. Кто же я?
— Вы тот, кто однажды сказал: остановите мир, я выйду. Мир остановили, вы вышли, и теперь вы стоите на обочине дороги и глядите на все со стороны.
— Да, — согласился я. — Верно, Халмер, ты очень наблюдателен.
Ухмылочка его исчезла, и он сказал:
— Я вас обидел? Я не хотел.
— Нет, нисколько. Не волнуйся.
Он задумчиво поглядел на меня, качая головой.
— Прямо не знаю, старик, — сказал он. — Хотел бы я знать, как можно развеять вашу хандру.