Плата за жизнь
Шрифт:
— Наличие валюты — сегодня не доказательство.
— За неимением гербовой будем писать на простой.
— А на чем я буду раскалывать Меньшикова?
— Не прибедняйся, сообразишь.
— Допустим, на очной ставке один будет утверждать одно, второй — другое.
— Такова наша судьба. Выполняй.
В ноябре погода в Москве была отвратительная. С неба сыпалось что угодно, кроме денег.
На тротуарах либо слякоть, либо гололед. Дворники заняты, они пьют. Кто не пьет — избираются в депутаты разных
Короче, дворников практически нет, схватившиеся за лопаты и метлы студенты с работой не справляются, так как вконец оголодали, их качает на осеннем ветру.
В ноябре одно хорошо — поток машин значительно поредел, по улице, кто умеет либо неумен, может проехать. Большинство частников поставили своих «лошадей» на прикол. Кто побогаче, запрятали в зимний гараж, победнее — прикрыли «ракушкой», остальные — встали во дворе, унесли в дом аккумуляторы.
В такой слякотный, осклизлый день в кабинете генерала Орлова собрались начальники отделов, несколько старших, наиболее уважаемых, оперов.
Старшие офицеры, все в штатском, переглядывались, никто не знал, зачем их собрали. Станислав Крячко знал, помалкивал.
— Господа офицеры, добрый день, — сказал угрюмо Орлов, оглядел собравшихся. — Хотя, как вы сейчас убедитесь, день сегодня не добрый, можно сказать, черный. Вы все знаете, в Москве за последнее время произошла серия налетов на инкассаторов, убито шесть человек, раненых не считали. Многим из вас известно, что многократно устраивались засады. Оперативники выходили по точным агентурным данным и ловили воздух. — Орлов замолчал, опустил тяжелую голову, собрался с силами и выпрямился. — Мы проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что среди нас, старших офицеров главка, предатель.
Заскрипели стулья, кто-то закашлялся.
— Была проведена оперативная разработка, — Орлов взглянул на полковника Сутеева, — предателя установили, занялись сбором доказательств.
— По этому делу и командировали Гурова? То-то он так быстро обернулся, — сказал один из оперов.
Орлов не ответил, снял трубку, сказал: «Зайди». Он взглянул на офицеров.
— Сейчас я вам представлю иуду. Всем молчать, пока его не уведут.
Крячко поднялся, открыл двери. Через несколько секунд вошел Гуров, чуть замешкался на пороге и ввел полковника Усова.
Начальник отдела был в наручниках, левая сторона лица заплывала кровоподтеком. Гуров взял его за плечи, повернул, толкнул за порог, где Усова подхватили конвойные. Гуров пересек кабинет, присел на подоконник, закурил.
Пауза растягивалась, лопнула.
— Ну, падла!
— Кто бы сказал, убил бы говоруна!
— Не может того быть!
— Не может, — согласился Орлов. — Однако есть! Лев Иванович, скажи. Только коротко. Гуров погасил сигарету, выпрямился.
— Коротко?
— Спасибо, полковник, что не размазал по тарелке. — Орлов встал. — Все свободны. Работайте, господа офицеры, если сможете. У кого нет сил, отправляйтесь домой, сегодня объявляется траурный день.
Выходили молча, остались Гуров и Крячко. Орлов вызвал секретаря. Когда Верочка вошла, генерал распорядился:
— Кофе, пожалуйста. — Повернулся к Гурову: — Зачем наручники? Что у него с лицом, неужели оказал сопротивление?
— Я в жизни не ударил человека в кабинете, — ответил Гуров. — Мы были на улице.
…Задержанного Меньшикова содержали в изоляторе на Петровке. Гуров позвонил начальнику МУРа, договорился, чтобы выделили кабинет, предупредил, что будет работать дня два, возможно, три.
МУР встретил сыщика холодно, оперативников, работавших в былые годы, почти не осталось, пошли на повышение, начальники — на пенсию. Бегающие по коридорам молодые оперы смотрели на Гурова как на чужака. Ничего удивительного, полковник Гуров — не диктор телевидения, а по коридору МУРа ходят люди разные.
Сыщик расположился в точно таком же кабинете, в каком проработал многие годы. Два стола, два сейфа, несколько стульев, облезлый шкаф, вешалка, на стене плакат Аэрофлота.
Конвой привел Меньшикова.
— Вы свободны, — сказал Гуров. — У нас разговор долгий, я вас вызову. — Он расписался, что задержанный доставлен.
Конвойный оценивающе взглянул на Гурова, мол, не набьют ли тебе морду, начальник? Понял, что не набьют, и вышел.
— Присаживайтесь, Евгений Тихонович, — указал на стул сыщик. — Я полковник Гуров, меня зовут Лев Иванович. — Он быстро заполнил бланк протокола, прочитал вслух, спросил: — Все правильно?
— Верно. — Меньшиков смотрел настороженно. — С каких это пор человека, задержанного за ношение пушки, допрашивает полковник? Или у вас какие серьезные дела повисли, и вы из меня вешалку хотите изготовить?
— Евгений Тихонович, говорите нормальным языком. Я вас знаю хорошо, вы закончили университет, владеете английским, объясняетесь на немецком, не изображайте блатного.
— Да? — Выражение лица у Меньшикова изменилось, он взглянул озабоченно. — Извольте. Значит, меня задержали не случайно и держат здесь не за пистолет?
— Задержали вас не случайно, а держат за пистолет, — ответил Гуров. — Вы человек образованный и опытный, понимаете, все зависит от меня. Вы можете до суда содержаться в изоляторе, получить два года и отбывать их от звонка до звонка. Колония общего режима — штука страшная. Беспредел. Ни воровских законов, ни иерархии. Вам будет трудно. Или мы договоримся, я вас освобожу сегодня же под подписку о невыезде, пистолет мы «потеряем», документы задержания уничтожим.
— Тоже беспредел, — сказал Меньшиков.