Платина и шоколад
Шрифт:
— Грейнджер, какого хера случилось? — голос удивлённый, глухой.
В какой-то миг он понял, что сделал шаг к ней, осторожно протягивая руку, но не смея коснуться вздрагивающего плеча.
Погладил пальцами воздух.
В ванной на несколько мгновений повисла тишина. И нарушилась так внезапно, что сердце сжалось до размеров горошины: через прижатые к лицу ладони прорвался громкий всхлип.
А следом рваные рыдания, на которых явно не хватало дыхания, сотрясли тело девушки. Ноги Гермионы подогнулись, и та тяжело сползла на пол, цепляясь пальцами
Единственное, на что хватило смелости Драко — сделать ещё один крошечный шаг и закрыть кран.
— Слушай, я…
Она вздрогнула так, словно он проорал эти слова ей на ухо, а не шепнул едва слышно.
— Нет, нет! Нетнетнет! — гриффиндорка засучила ногами, едва ли не истерически пытаясь забиться под широкий выступ раковины. Но голые ступни бестолково елозили по мокрой плитке, проскальзывая и нечаянно пиная Малфоя по голени.
И это странным образом привело его в чувство. Сработал какой-то неизвестный переключатель, заставив потянуться к ней, мазнуть пальцами по влажному локтю в попытке поднять, встряхнуть. Но девушка отпрянула, словно не узнавая его, снова срываясь и опять стараясь оттолкнуться.
Мерлин, да что с ней такое?
— Грейнджер, — слизеринец уловил в своем тоне напряжение, в котором гулко билось что-то ещё. Растерянность?
Что за херня?
Что она творит вообще?
Ухватить тонкую руку получилось только со второго раза, да и то чудом. Он рывком потянул её на себя, поднимая комом сжатое тело, но Гермиона неуловимо вывернула запястье, отталкиваясь в самый угол ванной комнаты, забираясь под раковину.
Будто пряталась от него.
Реакция Драко была быстрее: его ладонь вновь сомкнулась на предплечье девушки и вытащила её из укрытия, прижимая к стене, не давая бороться, вцепляясь пальцами в странно-ледяную кожу, обдавая собственным теплом. И только последнее, где-то на грани ощущений, удержало её от попыток высвободиться.
Гермиона вжалась лопатками в скользкий кафель, мечась широко раскрытыми глазами по стоящему напротив Малфою. Даже не догадываясь, что ещё одна крохотная капля с этих ресниц — и его выдержка помашет ручкой.
Что он прижмёт её к себе, зароется лицом в спутанные каштановые волосы, лишь бы не видеть снова этой паники в тёмных глазах. И, может быть, не простит себе этого никогда.
— Тшш, тихо… — Драко крепко стиснул её плечи, встряхивая так, что голова слегка запрокинулась, едва не ударяясь о стену. Ноль. Херов ноль реакции. Словно нет мыслей.
Тупое действие грёбаного Империо.
Пустота. И паника. Ещё немного — и обоюдная.
Вернись.
И почти против воли:
— Гермиона, смотри на меня!
Рот на секунду онемел от дикости того, насколько странно это имя звучит. Звучит из его губ.
Но… Потом. Всё потом.
Взгляд — или это просто тень от лампы — на секунду задержался на лице блондина...
И
Страх. Заползающий в самое нутро и вытравляющий там всё живое.
Как тогда. Четыре месяца назад. В галерее Малфой-Мэнора.
У стены, где через день займет место портрет казненного в Визенгамоте Люциуса.
Мама.Обливиэйт.
Она смотрит на него. В упор.
Не Нарцисса — Грейнджер. Но слишком похоже было выражение её лица.
Этот взгляд. Проклинающий. Умоляющий. Перепуганный до полусмерти. И Драко захлёбывался в этих эмоциях, выплёскивающихся из… невероятно родных… так близко. До жути.
Слишком похоже. Слишком так, как тогда.
И слёзы, безостановочный поток осязаемого ужаса прямо из распахнутых глаз. Его хотелось убрать, стереть со щёк. Но он ничего не может сделать. Он такой беспомощный и лишь держит… держит плечи.
Так, как и сейчас.
“ ...— Драко, отпусти меня!”
Малфой зажмурился, сжимая зубы.
Нет.
Нет, нельзя. Не надо, я не хочу. Я не хочу опять это.
Уберите.
“ — Так нужно…”
Кому нужно? Нет, не мне. Не дам, не позволю. Только не она.
Не её.
Не сейчас. Никогда. Никогда, слышите?
К кому он обращался? Ни к кому. Ко всем. Они не отнимут её снова.
“ ...— Драко…”
— Драко… — и спрятанное под спутанными волосами лицо уткнулось в его грудь.
Руки выпустили её плечи. Зарылись в эту сбитую гриву, прижимая к себе, обнимая, глуша рыдания. И те действительно стихали.
Он даже не заметил, как начал трястись вместе с ней, почти синхронно, переживая ужас, который преследовал его каждую ночь. Каждую херову ночь он просыпался. И за мгновение до того, как глаза открывались, под веками вспыхивал взгляд Нарциссы.
Он упустил.
Он не удержал.
Он удержит её. В этот раз всё будет иначе. Ему это необходимо.
Ногти царапнули его по спине, но вот дрожащие — просто ледяные — пальцы коснулись кожи, чуть отпрянули, и уже робкая мокрая ладонь всей поверхностью прошлась вверх по его хребту, цепляясь, вжимаясь подушечками.
— Всё хорошо, Грейнджер. Никто тебя не тронет, клянусь, — обещание соскользнуло с его губ за секунду до того, как мозг его осмыслил. Прочувствовал. Проанализировал.
Опять анализ. Грёбаный анализ.
Да. Всё так. Никто её больше не тронет. Никто не посмеет.
— Никто тебя не тронет.
Что он говорит…
Снова.
Она смотрит. Просто смотрит. Молча. Слышит — это было видно по глазам. По замершему дыханию. А потом веки прикрылись, и она легко прижалась лбом к его подбородку. Рука сама спустилась вниз, подхватила гриффиндорку под трясущиеся колени. Вторая ладонь крепче прижала девушку к груди. И через мгновение полумрак его спальни скрыл испуганный взгляд от его глаз.