Платина и шоколад
Шрифт:
— Ты тоже уже не рад мне?
Рыжий вытаращил глаза, теряясь на секунду.
— Что ты говоришь, ну, — бормочет. Сбивается. — Ты знаешь, что я… мы всегда рады, когда ты здесь. Ты же наша подруга. Мы немного заботимся и… переживаем. Просто…
Он расцепил руки и принялся дёргать свои пальцы, похрустывая суставами.
— Просто ты обещала говорить нам, если что-то случается. А если ты здесь, значит, что-то случилось.
Гермиона снова взглянула на говорившего Гарри. Теперь он встал и сделал
— Гарри, — она выставила вперёд ладонь. — У меня нет проблем, ладно?
— Я не прошу тебя говорить о них.
Она упрямо сжала губы.
— Это логично. Если взять во внимание их отсутствие.
Поттер опустил взгляд лишь на несколько мгновений, чтобы она не почувствовала давления. Они не хотели давить, и Гермиона знала это. Где-то в глубине души ей даже льстила эта забота, но то, что они пытались встать на зыбкую почву, которая вот-вот затянет её саму, чудо, что ещё держит на поверхности, заставило девушку закрываться.
— Я просто не хочу, чтобы ты отдалялась от нас.
— Я не…
— Отдаляешься, — Гарри снова поднял глаза, но говорил спокойно.
Пожевал губами. Вздохнул.
Ей нечего было сказать.
— Ладно. Прости.
И, чёрт возьми, это извинение прозвучало сейчас так некстати. Гермиона смотрела на друга, морща лоб в попытке найти правильные слова. Их хватало, но все не к месту. Насколько легче продолжать делать вид, что ничего не происходит? Кажется, это начинало вытаскивать из неё последние силы.
Но девушка просто не могла себя заставить произнести два слова. Маленькие два слова. Признание. В чём?
“Это Малфой”.
И будь что будет. Может, они изобьют его? Перехватят в коридоре или ещё где.
Что будет, если вдруг она осмелится признаться им в причине… всего. Вообще всего. Он. Единственный человек, который опустошал и наполнял одновременно. Эти крайности убивали её.
Её.
Кто она теперь? Уже явно не Гермиона Грейнджер.
Гермиона Грейнджер была примерной. Гермиона Грейнджер была рассудительной. Гермиона Грейнджер была…
Щёки вспыхнули.
А стоило вспомнить его перекатывающиеся под её руками мышцы и… эти движения, то…
Дыхание сбивалось. И об этом не стоило вспоминать сейчас. Думая о сексе — Господи, прости — с Малфоем при Гарри и Роне ей становилось в миллион раз более стыдно, чем когда она думала об этом наедине с собой. Или на уроке. Хотя в такие моменты стыда оказывалось мало.
Сердце начинало биться сильнее, и тут же холодели ладони.
Она помотала головой, избавляясь от движущихся картинок в сознании. Она никогда не скажет им. Они никогда не узнают.
— Я пойду, — и наклонилась за учебником. Прижала его к груди, за которой
— Пожалуйста, останься, — Рон вскочил с подлокотника, догоняя, перегораживая ей путь. Растерянные глаза, обрамлённые короткими светлыми ресницами. — Пожалуйста. Мы не хотели обидеть тебя.
Она открыла было рот, но её перебил голос Гарри:
— Ещё рано. И сегодня понедельник, тебе не нужно патрулировать.
Девушка несколько мгновений стояла, хмурясь. Потом со вздохом потянулась к Рону и порывисто обняла его. Тот напрягся, коротко похлопав ладонью по её спине. Она была уверена, что парень обменивается с Поттером озадаченными взглядами.
Через несколько секунд Гарри появился в поле её зрения. Он засунул руки в карманы своих любимых джинсов и улыбался.
— Я обещаю, что мы не будем больше говорить о тебе и мётлах в одном контексте.
Гермиона рассмеялась, выпуская рыжего и одёргивая рубашку. Как будто дело в дурацких мётлах.
Но… Порой её накрывало такими нужными волнами тепла, что она просто не знала, что делать с ними. Оставалось лишь смеяться и на какое-то время выкидывать проблемы из головы.
Если получится.
Можно ведь попытаться.
— Ладно, — с улыбкой перехватила книгу поудобнее. Заметив явное облегчение на лицах мальчишек, она развернулась и прошагала обратно к камину. — Тогда тащи свои варварские шахматы, Рональд, помнится, ты обещал мне партию.
…Взгляд вперился в каменную стену.
Дыхание смешивалось с мраком помещения. Темно. Холодно, только звуки… странные звуки, напоминающие тихий шёпот, скользят по стенам. Сознание в тумане, чувства притуплены. Рот будто полон ваты под завязку.
Она пошевелила шеей, попыталась двинуться, но не смогла.
Обездвижена. Руки заведены над головой.
Тихий лязг. Со стоном поднимает голову. Что?
Кандалы?
Непослушные пальцы пытаются обхватить тонкие цепи. Выходит не сразу. Тянут. Снова звон. Ничего. Господи, что происходит?
Она приходила в себя, вертя головой, чувствуя боль в затёкшей шее. И безостановочный, безотчётный страх. Что-то произойдёт. Сейчас что-то произойдёт.
Нет, нет, пожалуйста.
— Помогите… — крик такой тихий.
Громче, давай же!
— По… могите…
Тело начинает сотрясать дрожь. Тишина.
Она подтягивает к себе ноги, упираясь коленями в грудь и прижимаясь хребтом к камню. Комната небольшая, темная, будто бы влажная. И полна ледяного, замкнутого воздуха.
Мерлин. Пожалуйста, кто-нибудь.
— Эй! — дрожащий, едва ли громче, чем до этого.
Она не понимает. Распахнутые глаза мечутся по помещению, выхватывают тяжелый тёмный сгусток во мраке. Сердце останавливается. Ужас накрывает с головой.