Платина и шоколад

Чацкая Настя

­ Ты грёбаная идиотка. Тупая шлюха. Не нужно делать меня виноватым в том, что тебя чуть не выебли в коридоре. А ты ведь делаешь, делаешь так, чтобы я чувствовал свою вину — конечно, я ведь мог появиться раньше.­

­ А мог бы вообще не появиться!­

­Драко в несколько шагов преодолел расстояние до окна, отбросил на пол сумку и упёрся ладонями в подоконник, прислоняясь лбом к стеклу.­

­Остынь. Просто остынь.­

­Поганая грязнокровка.­

­Безмозглая.

­

­« Она сама».­

­Злость чуть не сшибла его с ног, стоило брошенным Монтегю словам вновь ожить в голове. Малфой зарычал, отчего на стекле появилось крошечное запотевшее пятнышко дыхания. Разбить грёбаное окно и вспороть ей вены самым огромным и грязным осколком за то, что делает с ним.­

­За то, какая она уродина. За то, что осмеливается быть такой сукой. И хотеть быть трахнутой — быстро и липко, в темноте. В ёбаной темноте. Прижатой к стене.­

­Дверь за спиной открылась, и Драко развернулся так резко, что полы мантии хлестнули по ногам.­

­Тёмные глаза уставились на него, расширяясь.­

­Полнейший шок.­

­Шаг назад.­

­— Стой.­

­Ещё шаг. Пятится, как от психа. Возможно, в какой-то степени, она права.­

­Малфой рванулся к ней и схватил за руку прежде, чем Грейнджер успела закрыть перед его носом дверь. Рывок — и она влетела в комнату, сдавленно охнув, вырывая запястье из его пальцев и прижимая к себе. Пятясь теперь к подоконнику, глядя на него, словно животное, исходящее кровью, на своего мучителя.­

­— Что ты делаешь, Малфой?­

­— Нет, — прорычал он, захлопывая дверь и подлетая к девушке, замирая в нескольких шагах, глядя остро, почти убийственно прямо. — Нет, какого хера ты делаешь?­

­Она не понимала — он видел.­

­Ты нихера не понимаешь. Никогда. Тупая идиотка.­

­В горячих карих глазах всё ещё удивление, но вот. Вот огонёк, тот самый, который был нужен. Которого нужно только коснуться, чтобы вспыхнула она вся.­

­А в следующий момент:­

­— Пришел проверить качество работы, а? — голос дрожит.­

­— Не понял? — почти ласково. Почти чувствуя, как глотка рвётся от искрящей ярости.­

­Грейнджер сжимает губы. Вздёргивает свой тонкий подбородок, и волосы открывают лицо, а мутный дождливый свет из окна дает Малфою в полной мере насладиться синяком, берущим начало на скуле и окрашивающим почти всю левую сторону лица, играя переходами от темно-синего, ближе к виску, до воспалённо-красного — у основания челюсти, что заставляет ещё раз мысленно разорвать Монтегю на части, сожрав и выблевав каждую его кость. Снова.­

­И снова.­

­Теперь понятно, почему она сегодня так растрёпана — волосы удачно скрывали почти всё. От всех — но не от него. Не теперь.­

­Заметила взгляд.­

­— Нравится? — гнусная улыбка на нежных губах. Полная... чего? Какого хуя это за выражение было сейчас?­

­Он

не понимал. Его выводило.­

­Она так выводила его, что хотелось содрать с себя кожу, чтобы под ней прекратили ползать и шевелиться эти мерзкие куски сожаления и злобы.­

­— Не нравится, — рявкнул, чуть не сорвался на ор.­

­— Странно. Учитывая тот факт, что ты подстроил всю эту...­

­— Что?!­

­— Что слышал! — Вдруг. И теперь кричат они оба. — Подстроил всю эту... чертовщину вчера! Скажи мне, Малфой! Признайся, что это был ты, я же недура и слышала чтоонсказал!­

­Трясётся, вжимаясь поясницей в подоконник, а глаза... о, нет, блять. ­

­Она всё утро была взвинчена, наверное, а может быть, и всю ночь, потому что теперь смотрела на него так, что оставалось лишь удивляться, как эта уродская ярость не высушила её без остатка. И его заодно. И слёзы, которые вот-вот покатятся из глаз.­

­— Я. Не имею. Представления. О чём ты.­

­Драко еле заставлял себя дышать. Не двигаться. Стоять на месте. Не схватить за плечи, тряся безостановочно, пока этот грёбаный синяк не сойдет со щеки.­

­— Да, так я тебе и поверила!­

­— Я не знал ни о чем!­

­— Знал.­

­— Грейнджер...­

­— Знал, Малфой! Знал, зналзнал!­

­Блять.­

­Она кричала, как ребёнок, и слёзы хлынули из глаз, как у ребёнка. Это не она. Не грязнокровка. Не Гермиона Грейнджер, а кто-то совсем другой, напуганный, раненный, обиженный до кровоточащей дыры в самом сердце.­

­— Он сказал! Этот... козёл сказал... ловите, ебите, да, Малфой? ДА?!­

­Драко дышал через рот, сквозь сжатые зубы и глядя на ее слёзы, злясь на каждую солёную каплю. На каждый её рваный выдох и вдох.­

­Не дыши. Прекрати, нахер, дышать. Это... Это слишком. А «слишком» было чрезмерно близко к тому самому. Что он запретил себе.­

­Навсегда. Никогда.­

­Больше никогда.­

­— Нет.­

­Она не слышит его голоса, плачет, стискивая зубы, сжимая пальцы в кулаки. И ничего не изменилось: они по-прежнему стоят на расстоянии вытянутой руки друг от друга, по-прежнему полны ярости, только она сильнее дрожит, захлёбываясь, а он задыхается, замыкается в своей цикличной пустоте, что закручивается под кожей.­

­Сильнее. Сильнее.­

­ Он знал.­

­И «ничего» вдруг превращается во «всё». Потребовался лишь щелчок невидимых пальцев. Твою мать, Грейнджер. Твою мать.­

­— Я теперь поняла...­

­— Что?­

­— Ты говорил, — вскинула голову, заглядывая ему в глаза. — Говорил тогда, когда я случайно прочитала письмо от твоей матери. Сладкая месть, да? Хорошо, Малфой. Хорошо. Гордись. — А через секунду снова сорвалась на крик. — Гордись, потому что у тебя почти получилось, блин!­