Платит последний
Шрифт:
Вопросы были слишком детские, чтобы задавать их Люське. Она-то уверена, что хозяйка в этих делах понимает.
Лидия позвала секретаршу на обед по двум соображениям: чтобы пошептаться и чтобы на обратном пути вместе с ней пройти мимо охраны. Оказалось, что вопрос с охраной Люська уже утрясла: записала Лидию в какой-то журнал, и на выходе ей дали похожую на проездной билет магнитную карточку-ключ.
— Ну вот, все и образовалось, — доброжелательно улыбнулся Лидии мордастый охранник, который сегодня слупил с нее десять долларов за вход. — Я же не знал, что вы теперь у Николая Ильича
Вернуть десятку он и не подумал.
— Тут должен прийти один… Шварценеггер, — сказала Лидия, добавляя к безвременно погибшей для нее десятке вторую. — Будет говорить, что он ко мне. Так вот, он не ко мне. Я не хочу его видеть и не хочу, чтобы его машина стояла у подъезда.
— Рэкет? — сделал стойку охранник. — Может, подкрепление вызвать?
— Не рэкет, но подкрепление вызовите, он борец. Просто молодой человек думает, будто бы я ему что-то должна, а я ему не должна ничего, — пояснила Лидия.
Охранник ловко крутанул между пальцев дубинку и сказал:
— Это нас не интересует. Сказано не пропускать — не пропустим. А вы знаете, что подкрепление — двести долларов и оплата страховки, если будут травмы?
— Вызывайте, чего уж… — вздохнула Лидия, жалея две сотни, которые в любом случае пропадут. Вадим еще, может, и не приедет, а деньги все равно плати.
И вдруг она женским чутьем ощутила, что приедет Вадим, приедет обязательно, хотя и получил от ворот поворот. Именно потому и приедет, что получил, и будет приезжать еще. Он все ей испоганит, все отравит и даже не поймет, что испоганил и отравил. Потому что привык решать все проблемы с ней одинаково: одна рука под спину, другая под юбку, бросок черед бедро. Она сама его приучила. Еще недавно ей это нравилось.
ЧТО ЕМУ НУЖНО
На выезде с Баррикадной на Садовое кольцо из-за Вадима случилась авария. Он поехал на желтый свет, рядом, глядя на него, тоже кто-то поехал — может, плохо видел светофор и понадеялся на соседа. Так, парой, они вылетели на Садовое, где мчались последние машины, спеша проскочить перекресток. Вадим увернулся, сосед не успел. По гололеду тормоза не держали. Вадим слышал за спиной удары и металлический скрежет. Ударов было четыре. Он посмотрел в зеркальце — вот это свалка! Номера у Вадимова «Опеля» были залеплены грязью, и через минуту он потерялся в потоке машин.
Эта авария, в которую он мог попасть и сам, дала выигрыш секунд в двадцать. Если отбросить эмоции, опасность была серьезной, а риск бессмысленным. Но весь смысл как раз и был в эмоциях. Вадим в очередной раз рискнул и выиграл. А кто-то, кто вовсе не собирался рисковать, безжизненной куклой валялся позади, влипнув в руль сломанной грудной клеткой. Что и вызывало у Вадима всякие мысли о быдле и герое, на которых мы не будем останавливаться.
Главное, он почувствовал, что удача сегодня на его стороне. Какой там у Лидки миллионер?! Миллионеру по рогам, Лидку в машину, заехать в тихую подворотню… А потом и миллионер с ней дела иметь не захочет, и она сама никуда не денется.
Вадим был неотразим и уже давно не получал от этого особого удовольствия. Кто-то умело выбирает водку и никогда не купит поддельную. А Вадим умело выбирает телок и никогда не приведет несговорчивых, только и всего.
Вершиной его сексуальных подвигов было приключение в бассейне с какими-то
При этом Вадим не считал себя половым гигантом. Ему случалось участвовать в групповухах с южными мальчиками Гусейна. У них, у черных, всегда получалось дольше и чаще, чем у него.
Всех своих женщин он уже не помнил. Одно время записывал, а когда их перевалило за сотню, и записывать перестал и начал считать телок по словленным от них трепакам. Примерно на первой сотне заражался два раза, потом болячки пошли чаще. То ли телки вообще стали хуже качеством, то ли это касалось только его телок. Во всяком случае, Вадим презирал весь их род.
Лидия была исключением.
Все мужики мечтают о Красной Шапочке, принимающей волков за собачек. Вот где дает прокол якобы последовательная мужская логика: хочу, мол, снять женщину, которая не снимается (?!). Будут ползать перед тобой на коленях, уламывать, но если согласишься, в конце концов бросят за то, что согласилась. Комментировать это свойство мужского характера я отказываюсь. Здесь главное, что Вадим… нет, сказать «любил» не отважусь, хотя он и клялся Лидии, что любит. Но то, что отсидевшие мужики называют любовью, приличные люди в уборной не повесят. Он (воспользуюсь его словом) запал на Лидию.
Среди сотен его телок такой не было. Из круга шапочных знакомых он мог вспомнить трех-четырех, похожих на Лидию.
Бывают, знаете, такие лучшие девушки на курсе, живущие в капсуле непорочности. Мужчины ими любуются, списывают у них конспекты, читают одну с ними книжку, чувствуя их чистое дыхание на щеке. И, отравленные этим дыханием, бегут спать с девушками попроще, презирая тех за доступность, которую сами же в них искали. А лучшие девушки на курсе остаются в уважительной изоляции. Мужчины, обладающие умом и сердцем, понимают, что близость с ними требует труда, и то рискуешь в один прекрасный день обнаружить, что смотришь на жену снизу вверх. Они, значит, понимают, принцы эти распрекрасные, и шарахаются от лучших девушек на курсе, как черт от ладана. Но девушки-то хотя и лучшие, однако не хрустальные, а из плоти и крови. Устав ждать принца, они выскакивают за Ивана-дурака, неспособного понять, какой подарок послала ему судьба.
А потом лучшие девушки на курсе обабливаются до безобразия за какие-нибудь несколько лет. Потому что их женская судьба очень редко складывается счастливо.
Вадим не понимал, каким образом Лидия в ее тридцать с лишним лет сохранила эту лакомую для мужиков нерасчетливость в отношениях, искренность, доброту и страстность лучшей девушки на курсе. По признакам, которые нелегко скрыть в постели от опытного мужчины, он улавливал, что Парамонов был далеко не единственным ее учителем. И при этом не замечал в ней и тени бабского цинизма. Чувствуя непонятную ревность, он пытался расспрашивать Лидию о ее мужчинах. И однажды получил ответ: «У меня ни с кем не было просто так. Я, Колокольчик, не блудила, а любила».