Платит последний
Шрифт:
— Заработать хотите? — предложила Лидия.
— Жаждем! — встрепенулся Кудинкин — он дремал в своем кресле и, казалось, к разговору не прислушивался.
— Смотря на чем, — сказала осторожная Трехдюймовочка.
— Все законно, — успокоила ее Лидия, хотя сама в этом сильно сомневалась. — У Кольки работает такой Виталик…
И Лидия пересказала все, что слышала от Ивашникова об этой сделке с коньяком и о его ментовской крыше.
— В общем, я сказала Виталику, что сама им позвоню. А на самом деле я знать не знаю этих ментов, — закончила она. — Так что выручайте.
— Говоришь, они десять
— В данном случае вы берете десять процентов, — сказала Лидия, чтобы не оставалось неясностей, и добавила самым завлекающим тоном: — Двенадцать тысяч долларов!
Кудинкин вскочил с кресла и забегал по комнате. Губы у него шевелились. Он что-то подсчитывал.
— Домик! Домик в Опалихе! — сообщил Кудинкин через минуту, побледнев, как тень отца Гамлета. — Мою комнату, само собой, продадим, и еще останется, чтобы сменить машину. Возьмем «пятерку» подержанную.
На Трехдюймовочку он старался не смотреть. Было ясно, что окончательное решение зависит от нее и что Кудинкин опасается, как бы его боевая подруга не отказалась от работы.
— Это незаконно, — приговорила Трехдюймовочка.
Кудинкин схватился за голову:
— Оль, ну что ты говоришь?! Что незаконно-то? Если бы я приперся к ним в форме и начал давить, было бы незаконно. А я приду в штатском и так ненавязчиво поинтересуюсь: ну что, мол, ребята, платить собираетесь?
— Не собираемся, — ответила за должников Трехдюймовочка.
— Нет, Оля, они скажут: «Многоуважаемый Кирилл Алексеевич, ваша проникновенная беседа на темы морали и деловой этики перевернула наше мировоззрение. Мы собираемся платить, мы уже платим! Простите нас, любезнейший Кирилл Алексеевич, за это маленькое недоразумение, и заходите еще!»
— Или назначат тебе стрелку где-нибудь на городской свалке, чтобы там же и зарыть. Нет, Кирюша, и не думай, — отрезала Трехдюймовочка. — А ты Лидка, не сбивай мне мужика. Еще искалечат его за твои тысячи. Или выгонят со службы.
— Меня каждый день могут искалечить, и не за тысячи, а, считай, за прожиточный минимум, — печально сказал Кудинкин. Он опять сел в кресло и нахохлился, как воробей в гнезде. — Я, Оль, каждую ночь думаю: ну словлю пулю в легкое, как Абросимов Сашка, и на что жить буду?
— На жалость бьешь, стервец, — сказала Трехдюймовочка и отвернулась от Кудинкина. Глаза у нее блестели от слез.
Лидия встала, придерживая рукой вырез сорочки, и пошла в ванную одеваться.
Трехдюймовочка выгладила ее платье, но кое-как: просто блином прокатала через гладильную машину. Она все, что можно и что нельзя, гладила на этой машине и ходила со случайными складками в самых неожиданных местах. Лидия еще раз подумала, что надо бы заехать домой, переодеться. И к отцу надо бы заехать за вещами. То, что накупил ей Вадим, так у него и осталось, да Лидия и не хотела ничего брать у Вадима. А одними только вещами из чемодана не обойтись. Конечно, можно одеться заново — она теперь богатая. Но сейчас нет ни желания, ни времени на покупку шмоток. Во всяком случае, шубу надо забрать, пока ее не продал Парамонов — он может, он мстительный.
В дверь постучались.
— Это я, Лид, — сказала Трехдюймовочка.
Лидия ее впустила,
— Обиделась, Лид? — вздохнула Трехдюймовочка.
Лидия молча смотрелась в зеркало.
— И Кудинкин мой обиделся… Сволочи, я же добра вам хочу!
— Еще никому не удавалось сделать людей счастливыми насильно, — сказала Лидия.
Трехдюймовочка обиделась:
— Я вам руки не выворачиваю, делайте что хотите. Я только говорю, что это не по закону.
— По закону должники обязаны платить. А они просто не платят, и все. Ты знаешь, как их заставить? По закону? Колька лет десять крутится в бизнесе и не знает. Они сейчас объявят, что фирма разорилась, и расплатятся за долги имуществом: стол отдадут и пару стульев.
Насчет стола и стульев Лидию просветила вчера за обедом Люська. Оказывается, уже имелся в деятельности фирмы «Ивашников» такой печальный факт. Лидия потихоньку навела разговор на долги и должников, и Люська выложила эту историю как анекдот, не подозревая, что для «Лидьвасильны» каждое слово — новость.
— Делайте что хотите, — повторила Трехдюймовочка. — Только не говорите потом, что я вас не предупреждала.
Большое доброе лицо майорши куксилось от обиды. Надо было срочно восстанавливать отношения.
— Трехдюймовка, — Лидия взяла ее за руку, — изобрази «Колись, сука!».
Уголки майоршиного рта поползли в улыбке; она справилась с собой и поджала губы.
— Да ты чего? Нашла время!
— Ну Оль, ну пожалуйста…
Трехдюймовочка покосилась на дверь — похоже, ее Кудинкин еще не видел коронного номера возлюбленной.
— Ладно, только я потихонечку, — и добавила совсем другим, служебным тоном: — В глаза. Смотри в глаза…
Ментовское шоу началось. Вроде бы не меняя выражения лица, не щурясь и не пялясь, Трехдюймовочка словно приоткрыла занавесочку в зрачках, и они стали бездонными, как пистолетные дула. Смотреть в них было невозможно, взгляд сам съезжал в сторону.
— В глаза, в глаза, — твердила Трехдюймовочка, — что ты по сторонам зыркаешь — совесть нечиста?
Совесть была нечиста. Покажите мне человека, который к тридцати с лишним годам хотя бы изредка не просыпается от стыда за свои старые поступки, может быть, забытые всеми, кроме него.
Лидия вспомнила, как выходила за Парамонова. Ей казалось, что по любви, но этого «казалось» хватило на какой-то месяц. Медовый такой месяц, нежный немолодой муж, цветочки, подарки, классические позиции… А потом (у нас тут все свои) — членом по губам. Теоретическая база была подведена, шведский учебный фильм просмотрен по видяшнику. Лидия взяла. Касаясь губами сизой, пахнущей мылом плоти (хоть подмылся, для первого раза), Лидия подумала, что Кольку облизала бы с ног до головы и было бы не стыдно и не противно, а очень даже правильно. Потому что если любишь человека, то любишь его целиком, со всем, что на нем произрастает, любишь его запах, голос, плоть и прыщик на коже. А если в муже нравятся солидные манеры, нравится, как на тебя глазеют студентки из парамоновского института — жена преподавателя! — то это и есть «нравится», а никакая не любовь.