Плавание в Византий

Силверберг Роберт

Веселье вечеринки вдруг стало угнетать Чарльза.

— Глотну свежего воздуха, — сказал он Кантилене и направился к окну.

В небе виднелся четкий серп луны, дул легкий ветерок. Он засмотрелся вниз, на этот странный город. Кроме названия, Новый Чикаго не имел ничего общего со старым. По крайней мере, они построили его на западном берегу большого внутреннего озера, которое, вполне возможно, даже является Мичиганом. Впрочем, когда Чарльз пролетал над ним, оно показалось ему более широким и менее продолговатым, чем то, которое он помнил. Сам же город — фантасмагорическое кружево из высоченных, торчавших под всевозможными углами светлых зданий, соединенных

между собой паутиной замысловатых надземных переходов. Протяженные улицы, начинаясь и заканчиваясь у самого озера, изгибались дугой в сторону запада. Меж грандиозных бульваров сновал общественный транспорт — округлые зеленовато-голубые пузырьки, скользящие бесшумно на колесах. По сторонам каждой дороги зеленели пышные лесопосадки. Изумительно красиво, но как-то… невесомо, что ли? Казалось, город выстроен из солнечных лучей и шелка.

Внезапно Чарльз услышал участливый вопрос:

— Вам нездоровится?

Филлипс повернулся. Рядом с ним стоял тот самый селадоновый человек: коренастый и подтянутый, напоминавший жителей стран Дальнего Востока. У него была странная серовато-зеленая, чрезвычайно гладкая кожа.

Чарльз покачал головой.

— Так, слегка подташнивает… — ответил он. — Мне в этом городе всегда не по себе.

— Да, полагаю, он способен привести в замешательство, — согласился человечек. Его голос был мягок, со странной модуляцией. — Гость, да?

Филлипс помедлил с ответом, рассматривая собеседника:

— Да.

— Я тоже.

— Вы?

— Ну да! — Человечек улыбнулся. — Дайте-ка угадаю ваш локус. Я бы сказал, двадцатый век. Максимум двадцать первый.

— Я из тысяча девятьсот восемьдесят четвертого. Нашей эры.

Еще одна улыбка, на этот раз самодовольная.

— Что ж, угадал. — Человечек проворно отвесил поклон: — Йанг-Йеовиль.

— Прошу прощения?

— Йанг-Йеовиль. Мое имя. Бывший полковник третьей септентриады Йанг-Йеовиль.

— Это где-то на другой планете? — спросил опешивший Филлипс.

— Нет, что вы! Вовсе нет, — развеселился собеседник, — Этот же мир, уверяю вас. Я вполне человеческого происхождения. Гражданин республики Верхняя Хань, уроженец города Порт-Су. А вы… прошу прощения… как вас?..

— Филлипс. Чарльз Филлипс. Из Нью-Йорка далекого прошлого.

— О-о, Нью-Йорк! — Поначалу лицо Йанг-Йеовиля озарилось узнаванием, но быстро потускнело, — Нью-Йорк… Нью-Йорк… знаю-знаю…

Как странно… Селадоновый человек попал сюда из времени, которое по отношению к нему, Чарльзу, — далекое будущее, настолько далекое, что его представитель с трудом припоминает Нью-Йорк. Должно быть, Йанг-Йеовиль современник Нью-Чикаго (интересно, находит ли он эту версию аутентичной), и тем не менее для туристов он тоже ископаемое, археологический курьез…

— Нью-Йорк — крупнейший город Соединенных Штатов Америки, — напомнил Филлипс.

— Да-да, конечно…

— Однако, смею предположить, полностью забытый к тому времени, как возникла республика Верхняя Хань.

Йанг-Йеовиль, явно испытывая неловкость, произнес:

— Между нашими эпохами произошло немало катаклизмов. Надеюсь, из моих слов относительно вашего города у вас не создалось ошибочного впечатления, будто бы…

Внезапно все звуки в комнате заглушил смех. К вечеринке присоединились пять или шесть новоприбывших. Когда Филлипс их увидел, у него перехватило дух и учащенно забилось сердце. Безусловно, один из них Сгенгард… А рядом с ним Ара-мэйн… А женщина, мелькавшая за их спинами…

— Простите, я на минутку… — сказал Филлипс и рванул прочь от Йанг-Йеовиля, —

Простите, пожалуйста… Гайойя? — позвал он, — Гайойя, это я! Подожди! Подожди!

Женщина застыла на полпути к двери, словно затравленный олень.

— Не убегай, — сказал он, хватая ее за руку.

Его поразила ее внешность. Сколько прошло с того нелепого расставания таинственной чанъаньской ночью? Год? Полтора? А может, он потерял счет месяцам? В этом мире чувство времени его подводит…

Гайойя выглядела на десять — пятнадцать лет старше. Может, так оно и было, может, годы здесь пролетают как во сне, а он об этом даже не подозревал. Гайойя казалась поблекшей, ветхой. Исхудало, странно изменившись, лицо, на котором блестели, едва ли не со злобой глядя на него, глаза, как будто укоряя: «Видишь? Видишь, в какую образину я превратилась?»

Он сказал:

— Я гоняюсь за тобой уже… Даже не знаю, сколько это длится, Гайойя. В Мохенджо, в Тимбукту, теперь здесь. Я хочу быть с тобой.

— Это невозможно.

— В Мохенджо Белилала мне все объяснила. Я знаю, что ты краткосрочник… Я знаю, что это значит, Гайойя. Ну и что тут такого? Просто ты постепенно стареешь. Ну и что? У тебя будет в запасе еще триста или четыреста лет вместо вечности. Ты ж не думаешь, будто я не понимаю, что это значит — быть краткосрочником? Вспомни, я примитивный человек из двадцатого века. Шестьдесят, семьдесят, восемьдесят лет — вот все, что нам отпущено. Мы оба страдаем от одного и того же недуга, Гайойя. Именно это и притянуло тебя ко мне в первую очередь. То, что я смертен. А значит, мы должны быть вместе. Остаток того, что нам отмерено, мы должны прожить вместе, понимаешь?

— Ты ничего не понимаешь, Чарльз, — спокойно ответила она.

— Может быть. Может быть, я по-прежнему ничего толком не знаю об этом проклятом мире. Зато я знаю, что ты и я… Что я люблю тебя… И думаю, ты тоже меня любишь…

— Да, я люблю тебя. Но ты не понимаешь. Ведь именно из-за того, что я люблю тебя, мы… мы не можем…

Он было снова потянулся к ней, но Гайойя оттолкнула его и быстро попятилась в коридор.

— Гайойя?

— Прошу тебя, — сказала она. — Не надо. Я бы никогда сюда не пришла, если бы знала, что ты здесь. Не разыскивай меня. Пожалуйста. Умоляю.

Она развернулась и побежала.

Чарльз долго стоял, провожая ее взглядом. Подошли Кантилена и Арамэйн, улыбаясь ему так, словно ничего не произошло. Кантилена предложила ему пузырек с какой-то искристой янтарной жидкостью. Чарльз грубо отмахнулся. Что делать? Он снова протолкнулся в самую гущу кипевшей весельем вечеринки.

К нему приблизился Йанг-Йеовиль.

— У вас очень расстроенный вид.

Филлипс вспыхнул:

— Оставьте меня в покое.

— Возможно, я мог бы чем-то помочь.

— Тут уже ничем не поможешь, — отмахнулся Филлипс.

Он резко повернулся, схватил с подноса один из пузырьков и глотнул его содержимое. И тут же ощутил раздвоение — казалось, два Чарльза стоят по каждую сторону от Йанг-Йеовиля. Он сделал еще один глоток. «О, теперь нас четверо».

— Я влюблен в туристку, — выпалил он. Прозвучало, словно хоровая декламация.

— Любовь. О-о. А она вас любит?

— Я думал, да. Думаю, да. Но она краткосрочник. Вы знаете, что это значит? Она не бессмертна, как прочие. Она стареет. Выглядит все старше и старше. Поэтому она меня избегает. Не желает, чтобы я видел, как она меняется. Видимо, считает, что это меня отвратит. Минуту назад я пытался ей втолковать, что я тоже смертен и что мы должны состариться вместе, но она…