Плавучая станица
Шрифт:
Он помолчал и заговорил, отчеканивая каждое слово:
— Это означает п-полную революцию. И т-тут произойдет одно из двух: либо мы коренным образом перестроим наше рыбное хозяйство, либо останемся без рыбы.
— Как же так? — заинтересовался Бугров.
— Раз у рыбы исчезнут нерестовые площади, она п-потеряет возможность размножаться, — объяснил Щетинин. — С-следовательно, мы обязаны с-сами выращивать рыбу и после зарегулирования стока обязаны п-по-строить новые нерестово-выростные хозяйства, так называемые рыбхозы.
— Рыбхозы? — переспросил Назаров. — Это
— Да, если хотите. Государственные рыбхозы со своими породами рыб, с отборными прозводителями, с определенным режимом п-питания и с новыми методами выращивания молоди б-белуги, осетра, сазана, леща. Это и будет к-коммунистическое рыбное хозяйство, которого нет ни в одной стране, Мы б-будем с-собирать в своих рыбхозах такой урожай, какой нам нужен, и н-навсегда избавимся от недолова…
Щетинин долго рассказывал о будущих рыбхозах, потом, придерживая рукой Бугрова, спросил его:
— У вас в станице два колхоза?
— Два, — оглянулся Захар Петрович, — один полеводческий, а другой рыболовецкий.
— Ну и как же вы, уживаетесь? Не ссоритесь друг с другом?
Покосившись на кучера, Бугров ответил неопределенно:
— Всяко бывает.
— А все же? — настаивал Щетинин.
— Видите, товарищ профессор, это дело сурьезное, — задумчиво сказал Захар Петрович. — Промеж наших колхозов твердой грани нет. По своему жительству все станичники перемешаны: полеводы живут промеж рыбаков, а рыбацкие дворы промеж наших имеются. Потому и есть у нас такие люди, что с колхоза в колхоз бегают. Не понравилось ему у рыбаков — он до нас идет или же обратно: от нас — до рыбаков. А то еще такие семьи в станице есть: муж, скажем, у рыбаков в колхозе состоит, а жинка у нас за свинарку или же за телятницу работает.
— А вы это одобряете? — подмигнув Щетинину, спросил Назаров.
— Не дюже одобряем, — нахмурился председатель, — потому что толку от такого порядка не видать. Вся такая семья, можно сказать, врозь живет и колхозных интересов не соблюдает, работает без огонька, абы день до вечера.
— Да-а, — протянул Щетинин, — я понимаю… Но я думаю, что вы будете х-хорошо жить с рыбаками, п-потому что скоро у вас появится общее дело…
Назаров и Захар Петрович с любопытством посмотрели на Щетинина, ожидая, что он скажет, но старик замолчал и больше не промолвил ни слова.
— А как с белугой, Илья Афанасьевич? — осторожно напомнил Назаров. — Удалось вам докопаться до корня?
— Как будто удалось, — неохотно ответил Щетинин. — Мне кажется, что во всем виноват кукан.
— Кукан?
— Да. Ж-жесткий шнур кукана травмировал рыбу. Я думал об этом и искал выход.
Он посмотрел на секретаря потеплевшими глазами и усмехнулся:
— Если бы м-можно было, я бы эту б-белугу на руках перенес за плотину, чтобы не причинить ей никакого вреда. Но — увы! — б белуга — крупная штука, а я стар и слаб. И все-таки я избавлю рыбу от п-проклятого кукана.
— Как же?
— Я придумал для нее мягкое ложе… б-большой мешок б-без дна… Мы будем осторожно вводить рыбу в этот мешок и отбуксируем ее к водаку без всякой травмы…
Назаров с удовольствием слушал
— Будет у нас такое, что в-весь мир удивится! — посмеиваясь, сказал Щетинин секретарю. — Я вот собираюсь разработать формы единого производственного процесса в сельском и рыбном хозяйстве, с-собираюсь с-связать землю с водой.
Похлопав Назарова по колену, старик продолжал:
— Бог, как известно, отделил воду от суши и при этом вообразил, что им сделано д-доброе дело… а мне не нравится эта б-божья политика… Рыбак и земледелец б-ближе друг к другу, чем кажется н-некоторым теоретикам… и мы подумаем о том, чтобы они работали б-бок о бок…
После поездки в поле секретарь райкома, по приглашению Мосолова, пошел посмотреть только что организованный рыбпункт.
— Там наши комсомольцы прямо-таки научный кабинет оборудовали, — сказал Кузьма Федорович. — Скоро мы своих мальков выпускать в реку будем.
— Ну-ну, пойдем, — кивнул головой Назаров, — показывай свой кабинет.
На реке огненной дорогой пылало предзакатное солнце. Нагрузив на плечи фонари, по тропинке спускался бакенщик Анисим. Следом за ним старуха в черном бушлате несла весла. На левом берегу видны были растянутые на песке рыбацкие сети. До станицы доносился глуховатый гул воды на плотине, и казалось, что где-то недалеко неумолчно шумит морской прибой.
Секретарь райкома шел вразвалку, сунув пальцы за пояс, на ходу осматривая подметенные дворы, алые цветы на клумбах, увитые диким виноградом беседки.
— Женщины у вас аккуратные, — сказал он Мосолову, — чисто живут и за усадьбами своими смотрят.
— Станичники наши все такие, — ответил Мосолов.
— Это видно, — усмехнулся Назаров, — а только гляжу я на вашу станицу и удивляюсь: во дворах чисто, цветы пахнут, а на улицах из репьев не вылезешь, скоро волки в бурьянах завоют. Вот смотрю я на это и думаю: неважно станичные руководители работают. Надо не только свои личные дворы в порядок приводить, но и за станицей смотреть. Так?
— Вроде так, — уныло согласился Кузьма Федорович.
Когда Назаров и Мосолов по проложенной на винограднике тропке дошли до амбарчика и секретарь увидел его камышовую крышу, связанную из двух плетней дверь и забитые деревянной решеткой окна, он спросил, недоуменно оглядываясь:
— Где же твой научный кабинет? Уж не это ли?
— Так точно, Тихон Филиппыч, он самый.
— Вот этот сарай? — удивился Назаров.
Кузьма Федорович совсем смутился:
— У нас не хватает помещений, приходится пока мириться…