Плавучий театр

Фербер Эдна

Как уже было сказано, в дни невзгод они поселялись обычно где-нибудь в северной части города, по ту сторону реки Чикаго, грязной и зловонной: в то время еще не было отводного канала, который очищал бы ее. Несмотря на плохие времена, Равенель, выходя из какого-нибудь мрачного отеля или неопрятных меблированных комнат на Онтарио- или Огайо-стрит, был так же бодр, весел и элегантен, как тот молодой человек, который несколько лет назад стоял на набережной Нового Орлеана, прислонившись к высокому деревянному ящику, и которому дырявые ботинки не помешали произвести хорошее впечатление на капитана Энди Хоукса.

Как и в то памятное

весеннее утро на юге, он любил, остановившись на пороге, хладнокровно созерцать жизнь, бьющую ключом вокруг него. То, что наблюдательным пунктом ему служил грязный подъезд второразрядных меблированных комнат, а предметом его наблюдений являлась еще более грязная улица, ничуть не смущало его. Встав с постели, он производил все те же сложные манипуляции, которые привык в лучшие времена совершать при помощи хорошего лакея. Он мылся с головы до ног, брился, тщательно одевался. Магнолия давно поняла, что утренние туалеты, которые она привыкла видеть на обитательницах «Цветка Хлопка» — на Джули, миссис Минс, миссис Сопер, даже на прихотливой Элли, — неприемлемы для жены Равенеля. Скромное, практичное белье, которое Парти приготовила своей дочери в приданое, было очень быстро упразднено и заменено тонким батистовым бельем с кружевами, прошивками и вышивками. Когда неудачная игра в фараон обрекала семью Равенель на жизнь на Огайо-стрит, уход за таким бельем становился сложным делом.

Равенеля не касались все эти мелочи. Выйдя из своего убогого жилища, он полностью располагал своим временем. Каждый день предвещал ему что-нибудь новое. Кто мог поручиться за то, что в этот же вечер он не сорвет банк? Ведь бывали же случаи, что ему начинало фантастически везти именно тогда, когда в кармане его оставался только один доллар.

Выйдя из дома, Равенель большей частью направлялся к Висячему мосту. Тут он замедлял свои и без того ленивые шаги или даже останавливался на несколько минут — посмотреть на многочисленные суда. Большей частью это были пароходы. Попадались и парусники. Иногда появлялась трехмачтовая шхуна «Финней», доставлявшая в Чикаго муку. В воздухе висел легкий запах кофе, доносившийся со складов Рейда и Мердока, расположенных немного западнее. Иногда Равенель подходил к складам, чтобы полной грудью вдохнуть этот приятный аромат и взглянуть на отель Шермена, весь залитый солнцем. — С добрым утром, Джордж!

— С добрым утром, мистер Равенель! Как изволите поживать? Возьмите газетку!

— Н-н-нет. Нет... Гм!

Он не желал расходовать последние пятьдесят центов на «Таймс-Гарольд» или «Трибуну». У Макдональда можно было прочесть их даром. Какое чудесное утро! Туман, окутывавший озеро, к полудню рассеивался. Еще одно преимущество позднего вставания!

Равенель направлялся в «Косой глаз». Завтра он будет завтракать у Бойля. Сегодня счастье улыбается ему. Он уверен в этом! Он сразу почувствовал это, как только открыл глаза.

— Завтра мы будем пить шампанское, Нолли. У меня хорошее предчувствие. Когда я проснулся, у меня зачесалась ладонь правой руки. А вчера вечером я встретил горбуна.

— Выпей сегодня кофе дома. Хорошо, Гай? Я сейчас покормлю тебя. Ведь наш кофе гораздо вкуснее того, который ты пьешь в... в городе.

Нагнувшись над зеркалом, стоявшим на старом маленьком туалетном столике, Равенель критическим взглядом разглядывал свой галстук. Потом пожимал плечами и надевал прекрасно сшитый сюртук.

— Ты отлично

знаешь, что я никогда не ем в той комнате, где сплю!

Миновав здание суда, Равенель доходил до угла улицы Вашингтона. За зеркальным стеклом цветочного киоска красовались в хрустальных вазах срезанные цветы. Чтобы обратить на себя внимание торговца, Равенель стучал монетой в окно или ударял тросточкой по мостовой — в том случае, конечно, если тросточка была еще не заложена.

— Эй, Джо!

Джо тотчас же появлялся на деревянных ступеньках.

— Это вы, сэр? Вот и отлично! Только что получены свежие цветы.

Он подавал белую гвоздику. Равенель подносил цветок к лицу, с наслаждением вдыхал его пряный аромат, потом обрывал стебель и просовывал гвоздику в петлицу своего элегантного костюма.

Он был безукоризненно изящен. Молодой, красивый, одетый по последней моде, слегка небрежный. Глядя ему вслед, продавец Джо частенько предавался размышлениям на тему о счастье.

Каким бы плачевным ни было его финансовое положение, Равенель никогда не опускался до второразрядных игорных домов, где публика состояла главным образом из мелких служащих и ремесленников. Между заведениями Джеффи Хенкинса и его брата Джорджа была громадная разница. Около игорного дома Джорджа, как и около других подобных ему заведений, стояли специальные «крикуны», заманивавшие публику:

— Игра в полном разгаре, господа! Игра в полном разгаре! Заходите! Попытайте счастья! Имея десять центов в кармане, любой может в один вечер превратиться в миллионера!

У Джорджа Хенкинса высшей ставкой в фараон было десять центов. Здесь можно было встретить рабочих в грязных сапогах, в прокуренных дешевым табаком блузах, с жестяными судками для обеда в руках. Здесь играли в рулетку, в покер и во всевозможные другие азартные игры. Все это не существовало для Равенеля; Он играл только в аристократический фараон, рискуя все потерять и надеясь много выиграть.

Фараон царствовал у Майка Макдональда. Здесь Равенель чувствовал себя как дома. Роскошь, блестящее общество, крупная игра, возбуждение — все это было необходимо ему как воздух. Здесь в любой момент ему могла улыбнуться фортуна. Здесь он всегда мог рассчитывать на кредит, который позволил бы ему начать игру. В первом этаже помещалось кафе, стены которого были до половины отделаны ореховым деревом, в простенках стояли громадные зеркала, изящные столики с инкрустациями из слоновой кости притягивали взор, на стенах висели картины, изображающие всевозможных красавиц. В то время рестораны и игорные дома соперничали друг с другом тяжеловесностью и богатством своего убранства. Например, ресторан «принца» Варнеля в течение долгих лет славился великолепным камином из мексиканского оникса, мраморной статуей, изображающей смерть Клеопатры, и огромными севрскими зеркалами.

Во втором этаже «лавочки» Макдональда помещался мраморный зал, излюбленное место Равенеля. Он проходил мимо роскошно инкрустированного стола рулетки, даже не взглянув на быстро вертящийся шарик. Крупье почтительно кланялся ему. Большею частью это были люди хорошего происхождения, потомки южных аристократов, воспитанные и элегантные. Но сам Макдональд был действительно похож на фермера. Прекрасный черный костюм всегда плохо сидел на нем. Он неизменно носил черный галстук. Тонкий, коротконогий, седовласый король игроков мог бы прекрасно сойти за добродушного крестьянина.