Плечом к плечу

Шенвальд Люциан

Три женщины

I

Ты матери голос слышишь, Всю жизнь тебе посвятившей, Сердце тебе отдавшей, Грудью тебя вскормившей, Баюкавшей сына песней, Сказки шептавшей ночью. Вернись же ко мне родимый, Скорее приди, сыночек! Немец спалил нашу хату, Оставил нам пепелище. Теперь без угла, без крова Брожу я по селам нищим. Глаза на твоем портрете Штыком проколол проклятый. Приди же, сынок, скорее, Скорее приди с расплатой! Вернись же, вернись с расплатой, За все отомсти злодею. Пусть материнское имя Присягой будет твоею!

II

Брат,

голос сестры ты слышишь. Мы счастливы в детстве были, В небе считали птичек, Дворцы из песка лепили. В минуты трудные жизни Я руку тебе подавала, Найти помогала правду, Забыть нужду помогала. Ворог меня похитил, Веревкой скрутил мне руки, Теперь я, братец, рабыня Толстой немецкой гадюки. Служу немецкой гадюке В стране чужой и постылой, К тебе взываю ночами: Верни мне свободу, милый! Ты сестрам вернешь свободу, Раздавишь прусского змея. Пусть имя мое сегодня Присягой будет твоею!

III

Вспомнишь меня — и в мире Нигде не найдешь себе места! Я дней твоих юных тайна, Любовь твоя и невеста. Еще мотыльков весенних Душа моя не забыла, Еще не исчезла сладость Твоих поцелуев, милый. Слушай, любимый, слушай, Из бездны к тебе взываю: Пьяный солдат немецкий Тело мое терзает. Жжет офицер, пытая, Сигарой белые груди, Я погибаю, милый, Но знаю — возмездие будет! Я жду тебя каждым нервом, Как влаги — земля. Скорее! Пусть память невесты станет Присягой грозной твоею!

1943 г., июль

Памяти погибшей

I

Рассветной свежестью ночь дохнула. Неясных снов исчезает смута. Мое дыханье к тебе прильнуло, И ты жива, ты рядом как будто. Ты здесь со мной, в переливах света, Так очевидна, так ощутима, Как будто утром расставшись где-то, Вновь повстречались в ночном пути мы. Какой Орфей [20] сквозь года разлуки Привел тебя из мглистого Орка [21] ? Хочу позвать, — но былые звуки Слились, ушли в немоту восторга. Хочу позвать тебя, — но так трудно К звучанью имени вновь обратиться: Мы пили счастье так безрассудно, Что слишком рано пришлось распроститься. Мы, видно, так любили друг друга, Что в мире счастье не уместилось. И снова горло сдавила мука. И слово в крик само превратилось.

20

Орфей — древнегреческий певец, родом из Фракии, который силою своих песен двигал скалы и укрощал диких зверей. В многочисленных мифах рассказывается о том, что Орфей спускался в царство мертвых за своей женой Эвридикой.

21

Орк (римск. миф.) — преисподняя, греческий Аид.

II

А столько есть на свете красавиц, Их слово — ласка, их очи — нега. Но ты во мне, как живая завязь, Родник, пробившийся из-под снега. Навек слезами омыто сиянье Твоей души посмертно-нетленной. Ты мое зренье, мое деянье, Ты связь моя со всею вселенной. Еще не зная, уже тоскуя, Я жил и ждал, что меня осенишь ты. И вот внезапно нашел такую После того, как падал семижды. Нашел, чтоб сразу тебя утратить! Нашел, чтоб вечность все поглотила! Глупец! Я думал, — времени хватит, — А нам и вечности нехватило. Пусть у других в мгновенье любое Избытком счастья играют волны. Только тобою, только тобою На жизнь и смерть останусь я полный. Твои мне очи горят в полночи, Как звезды в мире, твои мне очи. Куда

ни кинусь, что б ни стремило, — Помню о милой, плачу о милой.

III

Во мне будила ты, что хотела, Все, чем дышу я, — твое деянье. Я верил в блеск молодого тела, В биенье сердца, в лица сиянье. С тобою связан, навек открыл я, Что нет мне жизни иной на свете. И ты дала мне в дорогу крылья, Дала в дорогу попутный ветер. И в эти годы, в резне кровавой, Когда мне снится подвиг грядущий, Твой скорбный облик сияет славой Над нашей явью, слишком гнетущей. Пускай ты пала, скошена пулей. Пускай погасла в длительных муках. Когда убийца тебя караулил, Пускай спала, дитя убаюкав. Пускай в мученьях смежая веки, Позвать меня и не успела. Одно я знаю твердо навеки, — Ты смерть встречала светло и смело! Сверкали очи насмешкой ясной, Ты шла на гибель, легко шагая. И был раздавлен тот карлик грязный, Когда ты встала пред ним нагая!

IV

За гарь пожаров с тучами вровень, За след веревки на шее братьев, За униженья, за море крови — За все, за все убийца заплатит. Настанет суд, короткий и правый, Чтоб заклеймить его ближних и присных. Настанет час суровой расправы Для всех предателей ненавистных. Дотянутся к ним ручища мести. Развалится враг гнильем и пылью, И я скажу о моей невесте В поэме, полной прожитой былью. И если мне суждено вернуться Домой на Вислу, — то будет утро, Когда завесы дней распахнутся, — Поставлю памятник златокудрой. Печаль и память, страсть и терпенье, Помогут мне в последней работе И ты воскреснешь, — вся упоенье, Вся ликованье души и плоти. И в легком звоне листвы зеленой Дождусь я ночи, смежу я веки, В тебя одну безраздельно влюбленный, С тобой одной навеки, навеки!

Без даты.

Пятая колонна

I

Там, где у самого слиянья с Обью Трепещут струи Каменки-реки [22] , Где улиц отраженное подобье Ныряет под бетонные быки, Где часто я стоял, объятый скорбью, И на воду глядел из-под руки, Где быстрины напоминали Вислу, Ко мне донесся голос ненавистный…

22

Каменка — река на Урале. Над Каменкой, в 140 км к юго-востоку от Свердловска, расположен промышленный город Каменск, упоминаемый в стихотворении.

II

Вздымался тяжко молот паровой, В багрянце дымном корпуса вставали, Весь город был лавиной грозовой, Переплетеньем окрыленной стали. Но мне, когда раздался волчий вой, Почудилось, что я в гнилом подвале, Где некий призрак с выщербленным ртом Стучит мне в грудь пергаментным перстом.

III

Я слышал этот голос не впервые, Ведь это он науськивал громил, И соблазнял, и голоса живые Своим блудливым пафосом глушил. Он Польшу продавал за чаевые, Он на облаву в Познани ходил, Был отголоском казней и растлений, Расстрелов и кровавых усмирений.

IV

Так кто ж ему сегодня право дал От имени отчизны угнетенной, От имени того, кто погибал, Придерживая бинт окровавленный, От имени того, кто умирал, Лучом напрасной славы озаренный, — Кто право дал о подвиге кричать Тому, на ком предательства печать?

V

Кричать — истошным воплем, призывая На суд страну, что принимает бой, Ту, чья судьба связалась боевая С отчизной нашей, кровью и судьбой, Ту, что свинец и пламя исторгая, Стоит, народы защитив собой, Обрушивая залпы, от которых Дрожит ее и наш заклятый ворог.