Плексус
Шрифт:
– Что ее мучает?
– спросил О'Мара.
– Отчего она плакала, когда я вернулся?
– Ерунда, - ответил я.» У ее стариков сложности. Полагаю, дело в деньгах.
– Она у тебя со странностями,- покачал головой Макгрегор.
– Ничего, что я так говорю? Я знаю,, что она предана тебе, но ее идеи все какие-то несуразные. Доведет она тебя до беды, если не будешь начеку.
– Ты мало смыслишь в жизни, - в тон ему закудахтал О'Мара. Глаза у него блестели. Поэтому-то я и суетился так утром, чтобы помочь тебе.
– Знаете, парни, перестаньте беспокоиться обо мне. Я знаю, что
– Черта с два ты знаешь!
– закричал Макгрегор.
–
Ты говоришь это с тех пор, как я тебя знаю, - и чего ты достиг? Всякий раз, как мы встречаемся, у тебя новые несчастья. Когда-нибудь ты попросишь меня спасти тебя от тюрьмы.
– Ну хорошо, хорошо, только давайте поговорим об этом в другой раз. Она возвращается, сменим тему. Не хочу раздражать ее больше, чем нужно, - у нее сегодня трудный день.
– Так что у тебя на самом деле много отцов, - продолжал я без паузы, глядя в упор на О'Мару. Мона опустилась на стул.
– Это вроде того, что я говорил только что…
– Это что, какой-то шифр? Удивился Макгрегор.
– Не для него, - ответил я, не меняя невозмутимого выражения лица.
– Надо было бы объяснить тебе, о чем мы разговаривали прошлой ночью, но это заняло бы слишком много времени. Во всяком случае, как я уже говорил, когда я проснулся, я точно знал, что тебе сказать.
– Все это время я не сводил глаз с О'Мары.
– И сон тут был ни при чем.
Что за сон?
– спросил Макгрегор, начиная злиться.
– Сон, который я только что рассказывал тебе. Послушай, дай мне договориться с ним.
– Официант! позвал Макгрегор…!- Узнайте у этих джентльменов, что они хотят выпить, хорошо?
– т И нам: - Пойду отолью.
– Ситуация такая, продолжал я, обращаясь к О'Маре, - тебе повезло, что ты потерял отца, будучи еще ребенком. Теперь ты можешь обрести отца подлинного - и подлинную мать. Но важнее все-таки обрести отца, нежели мать. Ты уже обрел нескольких отцов, но не знаешь об этом. Ты богач, парень. Зачем воскрешать мертвого? Обернись лицом к живым! Черт подери, кругом полно отцов, куда ни глянь, отцов лучших, чем тот, что дал тебе свое имя, или тот, что отправил тебя в приют. Чтобы найти подлинного своего отца, сперва надо стать хорошим сыном.
О'Мара только часто моргал.
– Продолжай, - попросил он, - это звучит интересно, хотя я ни черта не понимаю.
– Но это просто, - сказал я.
– Вот смотри - возьмем, к примеру, меня. Ты когда-нибудь задумывался над тем, как тебе повезло, что ты нашел меня? Я тебе не отец, зато какой отличный брат. Задаю я тебе какие-нибудь дурацкие вопросы, когда ты даешь мне деньги? Заставляю искать работу? Говорю что-нибудь, если ты день напролет валяешься в постели?
– Что все это значит?
– требовательно спросила Мона, невольно улыбаясь.
– Ты отлично знаешь, о чем я говорю, - откликнулся я.
– О Ему нужно, чтобы его любили.
– Всем нам это нужно, - сказала Мона.
– Ничего нам не нужно, - возразил я.
– Если уж говорить правду. Мы счастливчики, каждый из нас. Едим каждый день, хорошо спим, читаем книги, которые нам нравятся, ходим иногда посмотреть какое-нибудь шоу… а еще у нас есть друзья, то есть мы сами. Отец? На кой он
– Ты мне ничего не говорил об этом, - навострила уши Мона.
– Я хочу знать…
– О, звучит это прекрасно, - сказал я, - но боюсь, опять ничего не выйдет.
– Не понимаю, объясни, - настаивала Мона.
– Что ты будешь писать для него?
– Историю своей жизни, ни больше ни меньше.
– А?…
– Не думаю, что смогу. Во всяком случае так, как он хочет.
– Ты чокнутый, - заметил О'Мара.
– Собираешься отказаться?
– спросила Мона, совершенно сбитая с толку.
– Мне надо подумать.
– Ничего не соображаю, - заволновался О'Мара.
– Такой шанс выпадает раз в жизни, а ты… ведь человек вроде Макфарланда может в два счета сделать тебя знаменитым.
– Знаю, - ответил я, - но именно этого я и боюсь. Еще не готов к тому, чтобы стать знаменитым, не готов к успеху. Или, вернее, не хочу такого рода успеха. Между нами - говорю вам как на духу, - я не умею писать. Пока не умею! Я это понял в ту минуту, когда он предложил написать эти чертовы очерки. Потребуется много времени, прежде чем я научусь говорить то, что хочу сказать. Может быть, не научусь никогда. И скажу вам другое, раз уж затронул эту тему… До того как это произойдет, я не хочу нигде работать… ни в рекламе, ни в газете, ни где-то еще. Все, что я хочу, - это брести своей дорогой. Повторяю, я знаю, что делаю. Чего хочу. Может быть, это неразумно, но это мой путь. Не могу я идти никакой другой дорогой, это вы понимаете?
О'Мара молчал, но я чувствовал, что он меня одобряет. Для Моны это, конечно, было слишком. Она-то считала, что я недооцениваю себя, но была ужасно довольна, что я не собираюсь идти работать. Она снова повторила то, что говорила мне всегда: «Я Хочу, чтобы ты поступал так, как велит тебе душа, Вэл. Не хочу, чтобы ты думал о чем-то еще, кроме своей работы. Не важно, сколько на это уйдет времени, десять лет, двадцать. Не важно, если ты никогда не добьешься успеха. Просто пиши!»
– На это уйдет десять лет?
– спросил вернувшийся в этот момент Макгрегор.
– На то, чтобы стать писателем, ответил я, добродушно улыбнувшись.
– Ты все о том же? Забудь! Ты и сейчас писатель, Генри, только никто не знает об этом, кроме тебя. Вы уже кончили есть? Мне надо кое-куда заехать. Пошли отсюда. Я подброшу вас до дому.
Мы спешно покинули ресторан. Он вечно спешил, этот Макгрегор, даже, как оказалось, играя в покер. «Дурная привычка, - сказал он, ни к кому не обращаясь.
– Я даже никогда не выигрываю. Будь у меня настоящее дело, я б не занимался такой ерундой. А так я просто убиваю время».