Плексус
Шрифт:
Был конец осени - тусклая, унылая пора. Джордж встретил меня на станции со своим юным двоюродным братом Герби. (Ферма принадлежала тетке и дяде Джорджа, то есть сестре его матери и ее мужу.) Первые его слова - как и следовало ожидать!
– были о матери, которая спасла ему жизнь. Он несказанно обрадовался встрече со мной; ну а выглядел просто замечательно - загорелый, окрепший.
Знаешь, Хэл, - сказал он, - здесь здорово, настоящая ферма, без дураков.
По мне, это была самая обыкновенная ферма, ничем не лучше других - захудалая, старая и грязная. К тетке,
Первым делом - я прекрасно это помню - мы выпили по большому стакану молока. Неразбавленного жирного молока, какого я не пробовал с детства. «Пью его пять-шесть раз на дню», - говорит Джордж. Отрезает мне ломоть домашнего хлеба, мажет домашним маслом, а сверху - домашним джемом.
– Захватил с собой что-нибудь старое, в чем ходить здесь, Хэл?
Я признался, что не подумал об этом.
– Пустяки, я дам тебе что-нибудь из своих вещей. Туг надо ходить в чем поплоше. Сам поймешь почему.
Он ехидно взглянул на Герби:
– Так, Герби?
Я приехал после полудня. Теперь уже начинало темнеть.
– Переоденься, Хэл, и пойдем разомнемся. Обед будет не раньше семи. Нагуляем, понимаешь, аппетит.
– Ага, - поддакнул Герби.
– Сегодня будет цыпленок.
И тут же спросил меня, хорошо ли я бегаю.
Джордж едва заметно подмигнул мне:
– Он помешан на всяких играх.
Когда я спустился с крыльца, мне вручили большую палку.
– Лучше будет надеть перчатки, - сказал Герби.
И швырнул мне большой шерстяной шарф.
– Готовы?
– спросил Джордж.
– Тогда двигаем.
– И он едва не бегом припустился вперед.
– Что за спешка?
– спросил я.
– Куда мы идем?
– На станцию, - ответил Герби.
– А зачем?
– Увидишь. Правда, Джордж?
Станция встретила нас тоской запустения. На путях стоял товарняк, не иначе как ожидая, когда его загрузят молочными бидонами.
– Слушай, - сказал Джордж, убавляя шаг, чтобы я мог догнать его, - суть в том, чтобы проявить инициативу. Ты понимаешь, о чем я!
– Он говорил торопливо и себе под нос словно то, что мы собирались делать, было каким-то секретом.
– До сих пор мы были только вдвоем, Герби и я, развлекались как могли. Не беспокойся, Хэл. У тебя все получится. Просто подыгрывай мне.
Я уже совсем перестал что-либо понимать. Чем ближе мы подходили к станции, тем возбужденнее становился Герби, бормотавший что-то себе под нос, словно старый индюк.
Джордж беззвучно открыл дверь, и мы проникли в станционное здание. Внутри на скамейке сидит пьяный старик.
– Ну-ка, - говорит Джордж, стаскивая с меня шляпу и суя в руку драную кепку, - надень!
– Себе на голову он напяливает нелепого вида
– Стой тут, - командует он, - а я начну балаган. Делай все, как Герби, и будет порядок.
Пока Джордж ныряет в служебную дверь и открывает окошечко кассы, Герби тащит меня за руку вперед.
– Сюда, Хэл, - говорит он, подходя к окошку, в котором уже торчит Джордж, притворяясь, что изучает расписание.
– Сэр, я хотел бы купить билет, - робко говорит Герби.
– Куда вам?
– спрашивает Джордж и хмурится.
– У нас тут есть всякие разные билеты. В какой вам класс: первый, второй или в третий? Так, посмотрим, Уихокенский экспресс отходит примерно через восемь минут. На узловой в Омахе можно сделать пересадку на Денвер и Рио-Гранде. Какой у вас багаж?
– Пожалуйста, сэр… я еще не знаю, куда поехать.
– Что значит: не знаешь, куда поехать? Что это, по-твоему, лотерея? Это кто позади тебя? Он с тобой?
Герби поворачивается и, моргая, смотрит на меня:
– Это мой двоюродный дедушка, сэр. Он хочет поехать в Виннипег, только не знает когда.
– Скажи ему, чтобы подошел ближе. Что с ним - совсем глухой или просто недослышит?
Герби подталкивает меня вперед. Мы смотрим друг на друга, Джордж Маршалл и я, словно в жизни не виделись.
– Я только что приехал из Виннипега, - говорю.
– Куда бы вы предложили мне поехать?
– Могу предложить билет до Нью-Брансуика, но компании это не очень выгодно. Знаете, нам приходится сводить концы с концами. Есть симпатичный билетик до Спитен-Дивл - это подходит? Или предпочитаете что-нибудь подороже?
– Я бы хотел поехать через Великие Озера, если можно это устроить.
– Если можно устроить? Это моя работа! Сколько вас? Кошки, собаки есть? А вам известно, что сейчас озера уже замерзли? Но можно сесть на ледокол на этой стороне Кенандейгуа. Нарисовать маршрут?
Я наклоняюсь к окошку, словно желая сказать что-то по секрету.
– Не шепчите!
– орет он, хлопая линейкой по стойке.
– Правилами это запрещено… Ну так что вы хотели сообщить мне? Говорите ясно и понятно, с паузами на месте запятых и точек с запятой.
– Речь идет о гробе, - говорю я.
– О гробе? Почему же вы раньше молчали? Подождите минуту, я телеграфирую диспетчеру.
– Он подходит к аппарату и начинает стучать ключом.
– Домашний скот и трупы отправляются по другому маршруту, особому. Слишком быстро портятся… В гробе есть еще что-нибудь, кроме тела?
– Да, сэр, моя жена.
– Убирайтесь к черту, пока я не позвал полицию!
– Окошко со стуком захлопывается. В темном помещении кассы адский шум, словно бушует появившийся начальник станции.
– Бежим, - говорит Герби.
– Быстрее! Я знаю, как короче, давай!
– И, схватив меня за руку, он бросается в другую дверь и мчится к водокачке.
– Ложись, - командует он, - не то нас заметят.
– Мы плюхаемся в лужу грязной воды под цистерной.
– Ш-ш!
– шепчет Герби и прикладывает палец к моим губам.
– Могут услышать.