Племя Тигра
Шрифт:
Снаружи был день. Солнечный. Во всяком случае, площадка и часть пространства у входа в пещеру, где расположились шестеро хьюггов, были освещены именно солнцем. Прибыл сюда Семен на четвереньках – так ему показалось надежнее двигаться в темноте. «Сволочизм какой, а?! Получается, что я накурился какой-то дряни и уснул в этой вонючей дыре! Да еще и шишку на затылке набил! Ну, и где они, все эти ультханы, бездны и прочие концы света?! Гадство…»
– Дайте мне воды и пищи, – прохрипел незадачливый «путешественник». Самочувствие у него было довольно скверным. Вроде бы и тошнило, но при этом внутренности терзал какой-то нездоровый голод – желание съесть быка целиком, и можно даже нежареным. Это, конечно, оказалось иллюзией – примерно двухкилограммовый кусок слегка обжаренного мяса (конина?) он доел с превеликим трудом. Запил теплой вонючей водой из бурдюка. То, что мясо неандертальцы
В ожидании, пока желудок определится, Семен решил посидеть на солнышке, которое все равно скоро отсюда уйдет. Из-за завала камней вдали виднелся кусочек степи. «Воля, блин горелый! – тоскливо заныло в груди – „…Уж лучше бы с Чекой мне было бы спознаться – к родной земле щекой в последний раз прижаться…“ М-да-а, Семен Николаевич, он же Семхон Длинная Лапа… Ну, не важно! Действие на мозги всякой-разной наркоты в литературе, наверное, многократно описано, только я этим никогда не интересовался. В данном случае эффект был один – сон. Глубокий и долгий. Причем в совершенно антисанитарных условиях. И в этом сне я увидел сон, будто я сплю и мне снится сон о моем сне… Тьфу! И еще раз: тьфу! Расперетак вашу и разэдак! Да ни черта я там не увидел! Или, как и полагается, все забыл при пробуждении. Ну, почти все…
Какие-то клочки, обрывки… С чем-то они ассоциируются… Ах, да! К нам в дом провели кабельное телевидение. И какая-то новоявленная местная телестудия начала крутить заморские видеофильмы. Одно время – вначале – народ смотрел не отрываясь: при социализме о таком и не мечтали. Кое-кто до сих пор, наверное, оторваться не может. Правда, постепенно выяснилось, что все эти боевики, фантастика и эротика – жуткое старье, давно снятое с проката ТАМ. И самое главное, большинство из них какие-то одинаковые: посмотрел минут пятнадцать и можешь безошибочно угадывать, что будет дальше. Впрочем, кое-что из классики, типа „Звездных войн“, тоже показали. Такое впечатление, что мне снились отрывки из тех фильмов, только не „крутых“, а малобюджетных: людишки все какие-то удлиненные и бледные, техника у них какая-то невыразительная. Ни тебя мясистых суперменов, ни космических кораблей с пушками, ни навороченных компьютеров – скукотища, в общем. И чего это меня на них разволокло – лучше б эротика какая приснилась…»
Место, где конвойные отправляют естественные надобности, Семен обнаружил без труда и пристроился по соседству – заниматься этим в пещере не хотелось. Впрочем, процесс прошел обычным утренним порядком – недавно съеденное мясо прижилось. Это вселило в Семена некоторую бодрость духа, от которой мозги слегка прояснились.
«Может, это я просто плохо думаю, а? Ленюсь, так сказать? В моем положении надо цепляться за любые соломинки, рассасывать любые крупицы информации. В этом мире, кажется, ни одна попытка отмахнуться от чего-то якобы незначительного ни разу до добра не довела. А вот обратная ситуация не раз имела место быть. Давай-ка, Сема, мыслить с самого начала и по-серьезному. Мгатилуш акцентировал внимание на том, что путешествие будет совместным, а не персональным. Соответственно, можно предположить (бред, конечно!), что он видел те же „глюки“, что и я. Могли эти бледнолицые из старых фильмов показаться ему какими-то полубогами? Этими самыми ультханами? Наверное… Но! Этих самых „но“ целая куча. Допустим, происходит некое объединение сознаний, и оба участника видят одно и то же… Однако Мгатилуш однозначно заявил, что в „путешествие“ я отправляюсь с ним, а не он со мной. То есть чужих „тараканов в голове“ видел я, а он вроде как своих собственных. Ну, и откуда они могли у него взяться? Кстати, когда он проснется, надо провести сверку – может, он вообще видел что-то другое? Но, допустим, то же самое. Могут у дремучего и к тому же слепого неандертальца быть ТАКИЕ „глюки“? Им же просто неоткуда взяться! Значит – это мое. Но! У меня же в силу профессии (увы – бывшей!) прекрасно развита зрительная память, а „ситуативная“ – просто от рождения хорошая. Если где-то когда-то передо мной прошел зрительный ряд, то я, вновь увидев даже крошечный фрагмент, обязательно вспомню все остальное. А тут – не вспоминается… Первый раз в жизни такое… Или не первый? Или, может быть, второй, а? Как тогда – с прибором, с аварией, с переброской… Что-то, как-то, где-то… Но не связывается… Ладно, подумаем пока о чем-нибудь другом.
Что там у него за булыжник, который камень Аммы? На фига Амме камень?! И какая тут связь… всего со всем? Первобытная абракадабра? Нет уж, такие выводы оставим миссионерам ХIХ века, которые ими пытались убедить свое начальство и общественность в собственной значимости.
Возвращение в пещеру оказалось делом непростым и малоприятным: пришлось подолгу стоять у каждого поворота, привыкая к полутьме и вони. Впрочем, в «жилом» зале зрение оказалось бесполезным – костер прогорел, и ориентироваться можно было лишь на храп Мгатилуша в надежде, что он никуда не отполз.
Старик местоположение свое не изменил, и Семен благополучно нашел кострище и нащупал нужный объект. Во всяком случае, все остальные камни вокруг были остроугольными, а этот – гладким. Похищение реликвии прошло успешно: жрец спал в недрах своей шкуры (медвежьей, наверное?) и на копошение рядом не отреагировал. Когда хьюгги на входе увидели, что2 именно Семен держит в руках, их бурые задубелые лица приобрели какой-то пепельный оттенок. Один из них похлопал ртом как рыба, а потом приподнял шкуру и юркнул внутрь жилища. Там он что-то тихо проговорил, упомянув Амму, после чего наружу вылез Тирах и тоже вытаращил глаза. Семен прикинул, что драться они, пожалуй, не полезут (посох-то он оставил в пещере!), и решил атаковать первым:
– М-м… Знаешь что, Тирах? Вот ты тут стоишь, да? А в пещере у Мгатилуша костер, между прочим, совсем прогорел – ни одного уголька не осталось! Вернется он из путешествия, а ему даже руки-ноги погреть негде. Разве это правильно?
Похоже, он угадал: через пару минут трое хьюггов с горящими головнями наперевес скрылись в пещере. Сделать ему замечание так никто и не решился. «То-то же! – довольно усмехнулся Семен. – И нечего глаза пучить: тоже мне, нашли реликвию!»
В руке у него был самый обыкновенный камень – хорошо окатанная крупная галька. «Во-во, оно самое! Читал же я где-то, что в конце древнего каменного века кое-где возникла традиция почитания простого необработанного камня – „пуп“ Амона (созвучно!), камень Афродиты, мекканская Кааба, еще что-то… Одни говорят (точнее – пишут), что предки были настолько дикие, что им было все равно, кому поклоняться: что рогатому быку, что простой каменюке. Другие, наоборот, считают, что люди того времени поднялись до таких высот мысли, что необработанный камень стал для них чуть ли не первой иконой. Он как бы символизировал непостижимость Бога, Его вечность и незыблемость. Ну, символизировать этот булыжник может, конечно, что угодно, но, по сути, это базальт – кусок давным-давно застывшей вулканической лавы. Впрочем, может быть, и не базальт – вон что-то поблескивает…»
Семен уселся на прогретый солнцем пол пещеры, прислонился к стене и, забавы ради (так приятно вспомнить былое!), принялся рассматривать камень.
«Цвет ровный темно-серый, текстура флюидальная, структура мелкопорфировая, основная масса тонкозернистая, вероятно, фельзитовая, вкрапленники размером от одного до трех миллиметров распределены равномерно и представлены амфиболами, пироксенами, полевым шпатом… М-м-да, как это? Неравновесный состав, что ли?! Судя по темноцветным минералам, это должен быть базальт или что-то еще более основное, но почему тогда столько вкрапленников кварца? Или это не кварц, а, скажем, прозрачный полевой шпат? Да нет, излом раковистый – даже без лупы видно… А вот слюды совсем нет… Что за порода такая?»
Семена прямо-таки заело самолюбие: почему это он не может определить горную породу? Ну, хотя бы приблизительно – по содержанию кремнезема, то есть кварца? Сколько ни рылся он в памяти, но получалось, что так не бывает. То есть обычно так не бывает, значит, это какая-то редкая экзотическая порода. Но тогда он тем более должен ее вспомнить – с его-то обострившейся памятью! Должен, но не может! Наоборот, перелистывая мысленно страницы учебников и собственные конспекты лекций по петрографии, он все больше приходил к убеждению, что такого сочетания минералов в изверженной горной породе быть не может. Не может, но оно есть – вот! «Инопланетный метеорит? А что, на других планетах другие физические и химические законы? Условия температур и давлений – да, другие, но законы?!»
Семен повертел камень, обнаружил с одного края скол размером в два ногтя и принялся его рассматривать.
Рассмотрел.
Стало еще смешнее – скол был раковистый.
Вся поверхность матовая – как у любой речной гальки. Чтобы различить структуру и текстуру породы, такую поверхность лучше всего смочить водой или просто на нее плюнуть (обычно так и делается). Так вот: плюй – не плюй, но структура у породы мелкозернистая, то есть она состоит из массы плотно упакованных мелких кристалликов минералов, в которую погружены более крупные вкрапленники. А вот скол выглядит так, словно порода вообще не кристаллическая, а аморфная! Как, скажем, обычное или вулканическое стекло. Как же так?!