Племя вихреногих. Книга 2
Шрифт:
Под небом свинцовым, под красной звездой
Герои, что жили в обнимку с грозой.
Гордые песни — песни отцов.
В сердце отважном юных бойцов.
Верными будем во веки веков
Правде пламенной алых костров!
Николай Добронравов
Грозовой фронт медленно уплывал на восток, ветер почти стих и первые рассеянные лучи солнца
Ладно — по крайней мере, первая часть их плана благополучно удалась: они без всяких приключений доплыли до западного края моря. Теперь только разбить здесь надежный лагерь — и, оставив в нем девчонок, можно выступать в поход. Но быть вождем оказалось совсем не так приятно, как думалось мальчишке. С одной стороны, чувствовать себя главным у ребят, готовых ради него на всё, было очень приятно, и чувство ответственности за судьбу этого мира Димке тоже очень понравилось, как ни странно, — оно здорово добавляло самоуважения. Но отношения с Волками у мальчишки не складывались — точнее, не в той степени, в какой ему бы хотелось. Дома — да и здесь тоже — он привык, что всегда и обо всем можно поговорить с Серым или с Борькой, а при разговорах с Волками ему становилось скучно. Нет, слушать их ему было очень интересно — рассказы их о здешней вольной жизни звучали… увлекательно. Но вот с инициативой у них оказалось… плохо. Никто не пытался, как Серый или Антон, подхватить его планы, развить их и дополнить — обо всём приходилось думать самому. Нет, Льяти, Игорь или Сашка тоже далеко не дураки, — но, свет, как же тяжело им иметь дело с этой ждущей распоряжений толпой!.. Никто не хочет делать что-то сам — все ждут, что им скажут, что делать, да ещё потом и объяснят, как. Вроде бы, и удобно, но… противно. Чувствуешь себя каким-то воспитателем для умственно отсталых. Вот же гадство!.. Хоть власть "Аллы Сергеевны" и свергнута, с наследием её придется разбираться ещё долго — слишком уж основательно она отучила своё племя думать, вернее, приучила думать в стиле "сиди и жди, чего придумают вожди!" И времени заниматься перевоспитанием уже нет — в поход он пойдет с теми Волками, какие есть, а оптимизма это не внушало…
Мальчишка вздохнул и поворошил палочкой сложенный от скуки костерок, который точно не получилось бы разжечь. Ещё в детстве — то есть, в младших классах, — он взялся воспитывать в себе силу воли, но избавиться от мучительных сомнений не выходило никак. Наверное, надо подождать, пока не стукнет тридцать, чтобы считать себя взрослым, печально подумал он.
На землю упала чья-то тень. Повернув голову, Димка без особого удивления увидел Льяти. Он с хмурым видом смотрел на зловеще блестевшие, мокрые стволы деревьев.
— Не любишь этот лес? — безразлично спросил Димка.
— Нет, — Льяти даже передернул плечами. — Сейчас вот смотрю — волосы стынут в жилах, на ушах отрастает шерсть, а на спине митингует стадо мурашек. Брр!
— Решил уже, куда пойдем? Прямо к Хорунам, в их город — или на север сперва, к этим Маахисам?
Льяти вздохнул.
— Нет.
— А что так? Ты же рассказывал, что они их враги и вообще, порядок очень любят…
— Рассказывал. Не всё, правда.
— И что?
— А то, что сначала-то словно в рай живьём попал, а вот потом… это не говори, туда не садись…
— …фигни не неси, — ядовито закончил Димка.
— Фигню нести там можно — но только в местах положенных, где компетентные специалисты будут её записывать и разносить по статьям Уголовного Кодекса, — фыркнул Льяти. — В общем, Маахисы настолько любят порядок, что от любви этой зайцы пишут письма Богу…
— Ну и что? Рабов не держат же, — Димка вновь потыкал палочкой в неразгоревшийся костерок. — Ну да — законы, наверное, дурацкие у них. Но лучше уж так, чем…
Льяти присел рядом с ним на корточки.
— Законы пишутся людьми, для выгоды этих самых людей, только и всего.
— И что? У Хорунов вообще рабы.
— Им, по крайней мере, не запрещают говорить, как они любят хозяев.
— Свобода слова, — буркнул Димка. Ему совсем перестал нравиться разговор — но и прогнать Льяти было как-то неловко. В конце концов, без него они не знали даже толком, куда именно в этом лесу идти.
Льяти хмыкнул.
— Только у слова там свобода и есть. Ну, у тех, кому язык пока что не отрезали.
— А что — отрезают?
— Не, — Льяти вздохнул. — Зачем? Рабы там и в самом деле хозяев своих любят. Не по своей воле, но всё же…
— Ну вот, — Димка сломал палочку и бросил обломки в несостоявшийся костерок. — А ты мне про Маахисов…
— Они, знаешь, не совсем люди. Или даже совсем не.
— Когда на Земле плохо с разумом, его ищут во Вселенной… — буркнул Димка. — Ну, чего ты ко мне прицепился? Ну — обидели они тебя, в морду дали или что ещё там — так это не повод ещё в позу вставать. Мы тут ребят из рабства спасаем — а ты прямо как девчонка: "ах, а что они смотрят на меня так, а вдруг обидят?" Тьфу!
Льяти упруго поднялся, глядя на него уже нехорошо.
— Злой ты стал. У меня, может, тоже на душе погано — а ты…
Димка тоже поднялся, в упор глядя на Льяти.
— Ты мужчина, а не… — он замялся, подбирая слово, — артист какой-то. А комедию ломаешь.
— Я тебе сейчас что-нибудь сломаю, — хмуро предупредил Льяти.
Димка подался вперед.
— Мощи святого Сульпиция есть? А если найду?
Льяти отчаянно сморщил физию, очевидно, пытаясь понять смысл этой фразы, потом вдруг рассмеялся, хлопнул мальчишку по плечу, и побрел назад, к лагерю.
* * *
Димка какое-то время смотрел ему вслед, потом повернулся к лесу — и вздрогнул. Там, в зарослях, белело лицо. Именно белело — оно было совсем светлое, словно молоко. Успей зайти солнце — он бы вообще принял его за привидение и испугался до икоты. Теперь же он смог разглядеть такое же светлое плечо и часть груди — это был просто мальчишка, всего на год или два старше его, стоявший в зарослях. Его волосы удивили Димку. Длинные густые чёрные лохмы, тяжелые от вплетенных в них ниток радужных бус. Он рассматривал его пристально и… безразлично. Словно смотрел на жука или на попавшийся под ногу камень — и от этого безразличного взгляда становилось не по себе…
Димка рывком обернулся к уходящему Льяти — тот бодро шагал прочь — потом повернулся назад, к лесу. Там никого уже не было, и мальчишка не смог понять, показалось ему это или нет. Лишь кровавое солнце, да склонившиеся под тяжестью мокрой листвы стволы деревьев были единственными свидетелями этого странного события.
* * *
Младые девы
Пёстрым хороводом
Ласкают слух,
А также тешат глаз.