Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Когда он успел?
– прервал Олег.
– Успел стриж на лету пять мух сглотнуть, - скрипнул зубами Родослав. И присовокупил: - Ещё бояр смоленских, супротивников своих, велел доставить в воеводскую избу. Сам будет чинить расправу. Свирепый слуга у него, какой-то Трутник.
– Трудник, - вставил Юрий.
Родослав сказал, как огрызнулся:
– Трупник!
Олег Иванович дал наказ сыну: войско рязанское по сёлам для прокорма не пускать, сосредоточить целиком в крепости, потеснив местичей, но щедро заплатив, чтобы
– Будь, Родя, начеку. Я займусь зятем. Сдурел изгнанник! Слишком легко вернул отцовский стол под свой тяжёлый зад.
С такими мрачными словами Олег Иваныч, понукая коня, дал знак Юрию следовать вместе по узким, начавшим освобождаться от народа, улицам к соборной церкви, за которой возвышались терема вящих людей. Среди них затейливостью и величием заметно выделялся старый, в три этажа, великокняжеский, не оскорблённый без хозяина Витовтом ни грабежом, ни порчей. Рядом отличался новизной кирпичный дом наместника.
Народ толпился на соборной площади. А над толпой на деревянном возвышении - степенном месте, откуда в судьбоносные минуты звучали вечевые речи, - стояла плаха и при вей кат с топором. Юрий Дмитрич и Олег Иваныч услышали на этот раз не славословия вернувшемуся князю, а неистовые вопли, злобные выкрики, бабий плач. К плахе по лестнице приставы возводили человека в белой рубахе с сорванным воротом.
– Вот он, Роман-наместник, - нагнал Олега Родослав.
– Где сам-то Святославич?
– В своём тереме. Тут всем руководит его верный пёс , - показал Родослав на человека у помоста в остроконечном колпаке.
Юрий узнал свиреполикого Гаврюшу.
Буравя плотную толпу широкой грудью своего коня, великий князь Рязанский протиснулся к слуге своего зятя. Юрий старался не отстать и ясно услыхал приказ рязанца:
– Прекрати убийство. Освободи наместника литовского!
Гаврюша вскинул бороду и осклабился:
– Тебе тут не приказывать, Олег Иваныч, мне тебя не слушать.
Великий князь вскипел, как чайник на огне:
– Ах ты, презренный смерд!..
Трудник махнул рукой, и княжеская голова Романа Михалыча упала с плахи на помост, с помоста на ступеньки лестницы... Но и Олег замахнулся мечом. И грешная Гаврюшкина рука отлетела, обагряя кровью ближних местичей.
– О-о!
– прошёл стон по толпе.
Олег, подоспевший Родослав, а с ними Юрий поспешили к терему. Навстречу им охранники сопровождали скорбную телегу с мёртвыми телами. Начальствующий, то ли дьяк, то ли боярин, дурным голосом кричал:
– Ра-а-аздайсь! Дорогу дай супостатам государя Юрья Святославича!
Рязанский князь с одышкой взошёл на красное крыльцо смоленского зятя. Хозяин выскочил встречать соратников в большие сени.
– Входи, Юря! Олег Иваныч, дозволь, сам разоблачу!
– Ты! Ты!
–
– Ты што творишь?
– Что, тестюшка?
– всполошился победитель.
Но тут набежали прислужники с шептаньем господину на ухо. Великий князь Смоленский нострожал лицом, глянул на тестя укоризненно:
– Пошто отрубил руку моему служебнику Гаврюшке?
– Я и тебе, мерзавец, отрублю!
– был не в себе Олег.
Юрий Святославич плюнул в его сторону и вывел своего московского одноименца в переход, повёл в столовую палату.
– Старик становится невыносим. С чего взбеленился? Я вас жду-пожду, чтоб пир устроить на весь мир, а вы...
– Ты, тестюшка, всё сделал не гораздо, - упрекнул Юрий.
– Ты день народного веселья обратил в день лютого кровопролития. Настолько ослеплён местью, что не ведаешь: милость тебе, государю, сейчас выгоднее, чем лютость! Кого убил? Брянского князя - потомка святого Михаила Черниговского!.. Ну, наместник, ну, выполнял волю Витовта. Не против тебя, а за себя. Перед тобой открыл ворота, а ты сдуру...
– Эй!
– остановился Святославич.
– Оскорблять? Молокосос! Здесь я властвую, а не вы с Олегом. Хочу, казню, хочу, милую.
Юрий круто развернулся, пошёл в сени. В это время терем задрожал от женского неистового вопля, прибежали встрёпанные услужницы:
– О, княже!
– О, беда!
– Она... она... княгиня Параскева...
– Что с Парашей?
– задрожал голос Святославича.
Неревущая толстушка доложила:
– Подруга Роман Михалыча, узнав о казни мужа, с разбегу брякнулась о стенку головой. Лежит в кровище. Красоту свою испортила. Как такую класть к тебе на ложе?
Юрий, поражённый срамной догадкой, не утерпел, с немым вопросом оборотился к тестю.
Одноименец, словно раскалённый противень, побагровел. Бешеным взглядом заставил смолкнуть глупых услужниц:
– Сгиньте!
По исчезновении болтливых дев хотел нагнать зятя московского, но не успел. Крикнул вдогон:
– Останься, Юрька! Всё изъясню! Верни Олега! Попируем!
Олега с Родославом увидел Юрий во дворе. Оба садились на коней.
– Поезжай с нами, - предложил великий князь Рязанский.
– Сын приискал нам постояние. Вздохнём после удушливого дня. На Святославича в моём уме один лишь гнев, ничего больше.
Родослав хорошо обустроил отца и свойственника в пустых купеческих хоромах невдали от крепостных ворот. Охрану поставил крепкую. Вечерять подавали не слуги, а служивые, сменив доспехи и щиты на белые передники и деревянные лотки для блюд. Хоромы из толстенных вековых сосновых брёвен не пропускали шума с улицы. Тишина успокаивала, стоялые меды смиряли внутреннее возбужденье. Юрий, не охотник до пития, захмелел. Родослав быстро насытился и удалился по неотложным воеводским нуждам, старый Олег же, расслабясь, пустился в разглагольствования: