Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Свадьба не в Рязани, в доме отца невесты, как испокон водится, ибо туда болящему Владимиру Андреевичу не доехать. Да и не в Серпухове, в доме жениха, что против правил. Знаю, долго думали, рядились: где? Государь, брат твой, предложил: в Москве. Что ж, будто и разумно: пусть не там, не сям, а посредине. Кто б возразил? Москва большая. Есть тут своё пристанище у свата Фёдора Ольговича с женою Софьей - её терем, подаренный ещё отцом. И у другого свата, Владимира Андреича, тоже в Кремле свои хоромы.
– Там, видимо, и сварят
– Как бы не так!
– у молодой жены дрожал голос.
– Злица Софья, дщерь Витовтова, вся до последней мозговой извилины в отца...
– При чём тут Софья?
– князь ничего не понимал.
– Ты слушай, слушай, - впилась Анастасия в его руку.
– С тех пор, как мерзопакостный Кейстутьев сын обманом захватил Смоленск в отсутствие моего батюшки, меня же увезли в Литву, я стала пленницей, рабыней его дочки, двоюродной сестрицы.
– Софья - твоя сестрица?
– переспросил князь.
Анастасия задрожала уже не голосом, - всем телом:
– Не знаешь? Или позабыл? Первая жена Витовта - моя тётка Анна. Вот озорство судьбы! Сестрица Софья меня держала ниже сенной девки. Я, жертвуя возможностью свидания с тобой, выклянчила, чтобы великий князь Василий отослал меня подальше от своей жены, к отцу, в Рязань, где с матушкина молчаливого соизволенья родитель тщился сбыть меня какому-никакому жениху.
– Родитель твой - великий женолюбец, - заметил Юрий, вспомнив коломенскую встречу с тестевой подружкой.
– Опять-таки при попущеньи матушки, - вздохнула новобрачная.
– Впрочем, отцу слова не скажи, - прибьёт! А я была помехой. Страшусь помыслить, кому могла достаться. То одному из младших сыновей рязанского Олега (по возрастам не вышло!), то ничтожному царевичу ордынскому, забредшему в Рязань (тот, к счастью моему, не пожелал креститься). Перестаркою осталась. А ты ждал.
– Как манны с неба!
– горячо признался князь.
Княжна, ставшая княгиней, возвратилась к главному.
– Сегодня хитроумная Софья отравит данное мне свыше торжество.
– Как?
– доискивался Юрий.
– Чем?
Новобрачной пришлось объяснить:
– По её мысли обе брачных каши состоятся в златоверхом тереме в одно и то же время. Столы поставят буквой «твёрдо». По концам верхней перекладины сей буквы посадят обе пары молодых. Представь себе.
Юрий представил:
– Верхняя перекладина у «твёрдо» - главный, короткий стол. К нему впритык - гостевой, длинный. Стало быть, Иван и Василиса окажутся напротив нас.
Княгиня сухо изрекла:
– Мне смотреть на Василису! Девчонка, что едва достигла лет, разрешённых церковью для брака, и я, вошедшая в постыдный возраст старых дев.
– Не говори так, - перебил супруг.
– Ты и юней, и краше всех на свете!
Анастасия уточнила:
– Для тебя!
– И молвила в дополнение: - Я в храме скрыла лик. Теперь готова сесть за пир хоть в парандже, как нехристь,
Юрий задумался. Когда карета остановилась, обещал:
– Всё перерешу! Не плачь, а смейся!
Вокруг горели огни. Небо было в звёздах. У красного крыльца - пылающие бочки, на оперенье лестницы - светящиеся плошки. Пушка бабахнула, до ушной боли объявляя первый ночной час. Молодых повели вверх. Возгласы! Дождь хмеля! Смех! В Набережных сенях Юрий разбил бокал, как повелось. Увидел изготовленные к пиршеству столы. Выделил среди чужих родные лица: вон матунька и братец-государь, и младшие Андрей с Петром, и даже отрок Константин, и Софья, дутыш Софья Витовтовна с тонкой улыбкой. А вон одноименец Святославич. И дядюшка Владимир Храбрый со своей Еленой свет Ольгердовной. За ними тяжело стоит Олег Рязанский, его поддерживает под руку жена Евпраксия. Тут же сестрица Софьица с супругом Фёдором Ольговичем. Вчера ещё оба сверкали молодостью, сегодня уж не то. Конечно, их девчонка Василиска да Иван Серпуховской не прилично будут за столом смотреться рядом с такими же молодожёнами, что вполовину старше. Юрий подошёл к Василию:
– По крайней надобности на короткий миг уединимся, брат!
Великий князь приподнял брови, но не отказал. Порознь, чтоб не привлекать внимания, сошлись в комнатке для тайных встреч и одиноких размышлений. Тут уж Юрий полностью дал волю чувствам:
– Ты ничего не замечаешь, брат! Две брачных каши - за одним столом.
– Так веселее, - хохотнул Василий.
– Кому веселье, кому слёзы!
– возразил Юрий.
– Не великая ль княгиня, дочь Витовтова, придумала сие двойное пиршество?
– Она от всего сердца предложила, - развёл руками старший брат.
– Опомнись, что с тобой? Ты издавна к ней нелюбовь держишь. За какой грех, позволь узнать.
Юрий пробормотал:
– Кто на кого что держит, разобраться бы! Зато с сегодняшней затеей мне всё ясно. На виду друг перед другом выставлены две невесты. Одна - юница, хотя красой ни с кем не ровня, однако возрастом... Так вышло волею судеб!.. Да, возрастом не в той поре, когда венчаются. Ну, как и я с Иваном. Что, на нас глядючи, прикажешь думать всем гостям? Ужели Софье это было невдогад? Нет, налицо хитрейший замысел, достойный отпрыска Кейстутьева!
Великий князь попытался обнять брата:
– Преувеличиваешь! Хотя есть доля правоты: я и не сообразил. Моя княгиня тоже оплошала. Да каша уж заварена. Оставим тёмное, сосредоточимся на светлом.
Юрий отвечал с несвойственной ему твёрдостью:
– Анастасия плачет: я казнюсь. Великий праздник нам не в праздник. Увезу жену в свой терем, уединимся и поторжествуем без злых глаз.
Великий князь смутился:
– Сие невиданно-неслыханно! Ты захочешь положить позор на своих государя с государыней?