Плененная Иудея (сборник)
Шрифт:
– Вы приехали сюда не в санаторий, а в концентрационный лагерь, из которого только один выход. – Начальник лагеря сделал паузу и жестко закончил: – Через трубу! Если это кому-то не нравится, может хоть сейчас броситься на проволоку. Если в эшелоне есть евреи, то они не имеют права жить больше двух недель. Если ксендзы, то им дается один месяц, остальным – три месяца.
Конец этой первой страшной ночи женщины провели уже в бараке. Когда новеньких ввели в барак, Яэль увидела трехъярусные деревянные нары, уходящие двумя рядами
– Быстро лечь, – приказала Магда, старшая по бараку, рослая, неопределенного возраста женщина с крепким жилистым телом, светлыми волосами и выцветшими голубыми глазами. Нашитая на ее одежде буква «P» указывала на то, что она родом из Польши.
Анна послушно прошла вперед и, согнувшись, присела на одну из ближайших свободных коек. На каждой койке спало по шесть человек. На шесть человек было два одеяла, а потому спать надо было тесно прижавшись к друг другу.
– Иди сюда, Яэль, – позвала Анна подругу, но та замерла у порога, потрясенная увиденным, и замотала головой:
– Нет, нет. Я не должна быть здесь.
– Никто не должен, – мрачно глядя на девушку, сказала Магда.
– Но я из другого времени…
Она не успела договорить и объяснить, прерванная грубым окриком Магды:
– Заткнись! Двадцать пять ударов за крики после отбоя. – И, рванув Яэль за руку, Магда протолкнула ее вперед. – Не будешь выполнять – пойдешь в «газ»! Поняла?
Сдерживая обиженные слезы, с трясущимися по-детски губами, с трудом превозмогая брезгливость, бочком, бочком Яэль прилегла рядом с Анной.
Солома в матрасе, на котором они лежали, давно перетерлась в труху, и лежать было очень жестко. Деревянные серые стояки нар источали мерзкий запах старой пепельницы. В дальней полутьме барака тихо, но безостановочно плакала женщина. Ее плач, больше похожий на скулеж больного щенка, наполнял душу невыносимой тоской. Барак был полон звуков. Люди во сне стонали, кашляли, кряхтели.
Но теперь, предоставленная самой себе, Яэль могла хотя бы размышлять и обдумать произошедшее.
«Что же все-таки произошло? Как я могла попасть почти на семьдесят лет назад из современного Израиля в нацистскую Германию? Если это не розыгрыш, не съемки фильма, то тогда, наверное, я сплю».
И, как все сомневающиеся в реальности, Яэль ущипнула себя за ногу. Впрочем, в этой, уже ставшей классической, проверке не было особой необходимости. Плечо и так болело от удара хлыстом, кожа продолжала гореть от дезинфекции, стриженая голова непривычно мерзла и колола руку, когда девушка до нее дотрагивалась. Но сильнее физической боли были унижения, растоптанное человеческое достоинство, превращение ее из свободного человека в бессловесную тварь, не нужнее мухи, и душа ее нескончаемо ныла, исцарапанная издевательствами.
«Итак, я не сплю, – продолжала размышлять девушка, – все реально, даже
Яэль машинально провела ладонью по левой руке и с изумлением поняла, что кольцо до сих пор надето на палец. Отняли все: одежду, украшения, волосы, имя, оставив лишь номер на предплечье. И тут оказывается, что кольцо еще на пальце.
Яэль попыталась кольцо снять, но оно словно вросло в кожу. Снять его не было никакой возможности. Яэль крутила его, слюнявила палец, опять крутила. Бесполезно.
– Поспи, – услышала она тихий шепот Анны у своего уха, почувствовала, как та обняла ее своей худенькой рукой.
От тела Анны исходило приятное, успокаивающее тепло, и Яэль замерла, благодарная ее словам, тому, что она вообще есть, здесь рядом. Из глаз Яэль беззвучно потекли слезы, стекая по щекам, капали на драное подобие подушки. Она плакала и плакала и не заметила, как задремала.
Пробуждение было ужасным. Их подняли в пять часов утра и погнали строиться на аппельплац. Пересчитывали всех узников. И это тянулось нескончаемо долго. Иногда Яэль казалось, что она не достоит до конца проверки и упадет здесь же, на плацу. Ее мутило от усталости и голода.
«Должны же дать хоть что-то на завтрак», – думала девушка, стараясь не заснуть стоя. Держать глаза открытыми было мучительно и стоило ей огромных усилий.
Наконец проверка закончена и ожидаемый завтрак получен – теплая жидкость без определенного цвета и запаха, называемая чаем. Яэль долго смотрела в свою кружку, не решаясь пить эту бурду.
– Привыкнешь, – жестко, даже неприязненно сказала Магда, наблюдая за Яэль, – еще и добавки просить будешь. А не будешь – ослабнешь, станешь доходягой и пойдешь в «газ», – мрачно пугала она девушку.
От ее слов Яэль вздрогнула и, закрыв глаза, выпила жидкость. Яэль уже поняла, что Магда была совсем не плохой женщиной и пугала она специально, думая, что так она поддерживает в узницах силы к борьбе за жизнь.
Между тем Магда, оглядев быстрым взглядом фигуру и лицо юной девушки, – такое милое с еще не исчезнувшим румянцем, с чистыми серовато-зелеными глазами, напоминающими цветом море, с трогательными мелкими веснушками – с сожалением представила себе, какая она станет через совсем недолгий срок, и отвернулась. Но, отводя глаза, старшая заметила какой-то блеск на левой руке девушки и, вглядевшись, с удивлением увидела кольцо.