Плененная Иудея (сборник)
Шрифт:
– Это не золото, – произнес он. Марко почтительно слушал. Он и сам знал, что это не золото. Уж в этом он был специалист. – Это серебряное кольцо. Тоже является достоянием рейха, – важно произнес унтерштурмфюрер высоким голосом, словно ораторствовал на партийном митинге, и, вынув носовой платок, сбрызнутый одеколоном, завернул в него кольцо, положил находку в карман, поощрительно похлопал Марко по плечу и, повернувшись, пошел, оставив на полицая наказание девушки.
Марко все это время изображал на своем лице рекламную готовность служить Германии. Его тело наклонилось
Уходящий офицер не видел, как за его спиной постепенно изменялось лицо Марко. Сначала оно искривилось презрительной усмешкой, затем ненавистью, и, смачно сплюнув в сторону, полицай повернулся к лежащей девушке. Хорошенькая девчонка разожгла его похоть и…
Девушки не было. Несколько опешив, Марко растерянным взглядом оглядел все вокруг, даже позади себя, недоумевая, куда так быстро и бесшумно она могла исчезнуть.
– Вот сука, притворилась. Ну, жидовская морда, найду, живого места не оставлю! – И, разъяренный, он бросился к баракам.
Еще не открывая глаз, Яэль удивилась изменению звуков и запахов. Не было слышно криков, плача детей, лая собак, не чувствовалось жуткого запаха гари. Рядом звучала быстрая речь, шуршание шин проезжающих автомобилей, шарканье ног, стук каблучков. Пахло морем, бензином, бурекасами [44] , духами, городом.
И осторожно, медленно приоткрыв глаза, она выплыла из темноты холодной лагерной ночи на солнечную беспечную улицу Яффо. Увидела доброе встревоженное лицо брата Бени, внимательные глаза Эфраима. Почувствовала легкое дуновение ветерка и, повернув голову, встретила решительный взгляд женщины средних лет. Это она обмахивала девушку сложенной вчетверо газетой.
44
Бурекас – вид несладкой выпечки из слоеного теста.
– Ты пила? – без всякого предисловия строго спросила женщина, сдвинув брови так, что между ними пролегла морщинка.
– Нет, – отрицательно качнула головой Яэль, при этом ее роскошные волосы взлетели и рыжей волной упали на плечи. Она изумленно провела по волосам левой рукой, затем правой и опять левой, ощущая кожей ладони шелковистость волос и боясь поверить своим ощущениям.
– Ну, что я говорила?! – Женщина торжествующе обвела взглядом стоящих вокруг людей, словно кто-то с ней спорил. – Не пила. А надо пить. Надо много пить! – приказала женщина.
– Хорошо, – с готовностью согласилась Яэль.
– Поднимите ей выше голову, – посоветовал мужчина в растянутой футболке и пластиковых шлепанцах, придерживая рукой свой велосипед.
– Лучше положите ей на лоб влажный компресс, – высокомерно проговорила массивная дама с надменным лицом и презрительно добавила по-русски своей спутнице: – Эти израильтяне ну ничего не понимают.
– Да дайте ей уже холодной воды.
Яэль обвела взглядом всех этих чужих, посторонних людей, с чисто израильским наслаждением дающих советы,
– Спасибо всем. Я в порядке. – И она встала, продолжая жестом, которого Беня никогда раньше не видел, оглаживать волосы. – Я давно без сознания?
– Да нет, – неопределенно протянул Беня, следя за сестрой внимательным взглядом.
Она спокойно встретила его взгляд и некоторое время раздумывала, глядя в серые глаза, рассказать или нет о том, что с ней произошло. «Лучше как-нибудь потом, – решила она, – не поверит. Решит, что необходимо показаться врачу. Как-нибудь потом».
– Поедем домой, Бенечка, – вдруг попросила девушка.
– Ты плохо себя чувствуешь? – вновь забеспокоился брат.
– Нет. Просто я соскучилась по маме. – И Яэль чуть грустно улыбнулась.
Мужчины переглянулись. Эта девушка с неожиданно повзрослевшими глазами была странно не похожа на обычную Яэль. Где гримаски недовольства? Где капризы, ворчание, обиженно надутые губы?
– А как же новые серьги? Мы ведь для этого приехали, – попытался вернуться к прежнему насмешливому тону Эфраим.
– Не надо. У меня все есть. Может быть, в другой раз, – не реагируя на насмешливость Эфраима, спокойно ответила девушка и повернулась, чтобы пойти, но потом замерла, глядя на мостовую, и тихо спросила: – Скажи, пожалуйста, Эфраим, когда освободили Освенцим?
Сказать, что Эфраим удивился, – значит ничего не сказать. Вопрос его изумил, но еще больше озадачил голос, интонация, с какой был этот вопрос задан. Отвечая, Эфраим даже стал слегка заикаться, чего с ним никогда не случалось при его насмешливо-дерзком характере.
– Ка-кажется, в сорок пятом русские освободили. Ну, советские войска, – уточнил он.
– В сорок пятом, – задумчиво протянула Яэль, продолжая все так же смотреть на мостовую, – еще бесконечных три года.
– Какие три года? О чем ты? – спросил Эфраим.
– Так, ни о чем. – Яэль подняла голову, повернулась и пошла, легко двигаясь среди прохожих.
В автомобиле она сидела за Беней, молча смотрела в окно на море, накатывающее на берег беспокойные волны, и, поглощенная своими мыслями, покусывала большой палец левой руки.
Время от времени отрывая взгляд от дороги, Беня незаметно наблюдал за сестрой в зеркало заднего обзора, пытаясь понять ее состояние.
– А где же твое кольцо? – вдруг спросил он.
Словно очнувшись от этих слов брата, Яэль увидела в зеркале его внимательные глаза, перевела взгляд на свою руку и некоторое время смотрела на то место, где когда-то находилось кольцо.
– Да, кольцо, – как-то невпопад произнесла она и опять замолчала, глядя в окно. По ее щеке медленно потекла слеза.
«Неужели плачет из-за потери кольца? Быть того не может! Тогда что же?»
А Яэль в это время вновь думала об Анне и вновь мысленно прощалась с ней.
Прощай, моя добрая Анна. Прощай, незнакомый юноша с печальными глазами. Прощайте все. Я лишь прикоснулась к вашим страданиям, но душу мне опалило. Единственное, что я в силах для всех вас сделать, это помнить! О всех вас помнить!