Плененная королева
Шрифт:
И второе, что взволновало королеву выше всякой меры, – это воспоминание о двух коронах, витающих в воздухе над бледным лицом сына. Одну корону она узнала: ее Генри заказал на коронацию, а вторая была нематериальной – круг чистого ослепительного света, который сиял несравнимым блеском самогу святого Грааля.
Сердцем Алиенора чувствовала, чту означает ее сон, но разум и охваченная ужасом душа не принимали этого. Она поднялась с кровати и упала на колени перед окном, подняв голову к узкой щели звездного летнего неба, и принялась молиться так, как редко молилась прежде, о том, чтобы ее сон был бы всего лишь предупреждением того, что может произойти, если эта несчастная война между
Утро принесло с собой странное спокойствие, словно Алиенору поместили в кокон тишины и покоя, откуда она выйдет, набравшись сил и готовая сразиться со львами и волками. Ночной сон казался теперь далеким, не имеющим отношения к действительности и рожденным страхами, что сопутствуют ночи. В темноте все кажется более пугающим, сказала она себе, и это воспоминание понемногу умерло, а с ним рассеялся и страх. Вместо него пришло воодушевление, королеве стало казаться, что даже если сон предвещает худшее, смерть – это всего лишь вход в немыслимую благодать и радость, и воспринимать его нужно как радость, а не как печаль.
Спокойствие Алиеноры никуда не делось, даже когда появился Ранульф Гланвиль с серым лицом и сообщил о приезде Томаса Агнелла, архидьякона Уэллса.
– Его прислал к вам король, миледи, – произнес Гланвиль необычно мягким голосом.
Агнелл не успел еще войти, но Алиенора уже знала, что отхлынувшая волна теперь возвращается. Сон предсказывал именно это. А еще то, что Генрих лично прислал к ней этого человека.
Архидьякон вошел неохотно. Он был преданный и сострадательный человек, и его обычно спокойное лицо было иссечено горестными морщинами. Он низко поклонился, но не из почтения к женщине, которая является королевой, а выражая почтение тому, у кого есть основания для скорби. Алиенора, удивляясь собственному спокойствию, встала, чтобы встретить его. Она верила, что Господь утешает ее, держит в Своих любящих руках. Мысль о сне, живое воспоминание о нем подкрепляли ее.
– Миледи, – тихо произнес Агнелл. – Его величество король просил меня сообщить вам, что ваш дражайший сын, Молодой Король, покинул сей мир.
Она знала это.
– Я была подготовлена, – просто сказала Алиенора. – Я видела сон. – Она рассказала архидьякону о том, что видела. – Только вечное блаженство – вот что может означать сверкающая вторая корона, этот идеальный круг без начала и конца. Разве нет? – спросила она. – Что еще может означать такое чистое и великолепное сияние, если не чудо вечной радости? Эта корона была прекраснее, чем что-либо, доступное нашим чувствам здесь, на земле.
Архидьякон с удивлением смотрел на нее. Алиенора ничуть не была похожа на ту коварную королеву, которой слухи приписывали всевозможные скандальные деяния. Он видел перед собой почтенную женщину, закаленную несчастьями, сильную в своей вере. Агнелл восхищенно посмотрел на нее:
– Господь в своей милости явил вам крохотный намек на то, что такое Небеса. Он предлагал вам божественное утешение в вашей скорбной утрате.
Алиенора не могла даже думать о том, чту эта потеря будет значить для нее. Время для скорби наступит позднее. Но она укрепится в своей вере, что сын ее теперь находится в месте, которое лучше, чем этот ужасный мир, и нет нужды оплакивать его, нужно только дождаться того времени, когда мать сможет воссоединиться с ним в раю.
– Мне было явление Господа, – сказала она Агнеллу. – А в Евангелии написано: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, чту приготовил Бог любящим Его» [74] .
– Миледи, я могу лишь преклоняться
74
Первое послание к коринфянам апостола Павла, 2: 9.
– Спасибо, – ответила Алиенора, чувствуя, как на нее, словно неукротимая волна, накатывает горе. – А теперь, если позволите, я хочу побыть одна. Приходите позднее. Я буду готова выслушать, что случилось с моим сыном.
Когда архидьякон ушел, слезы хлынули неудержимым потоком. Пусть Молодой Генрих сейчас и на Небесах, пусть пребывает в вечном блаженстве, но на этой земле он оставил ее, и она больше никогда не увидит его красивого лица, никогда не обнимет его. Спокойствие покинуло Алиенору. Она проклинала мужа, который на десять лет лишил ее сына. Она не видела, как Молодой Генрих достиг мужской зрелости и теперь уже никогда не увидит, каким он стал. И Генри так несправедливо обходился с ним: дразнил его грядущей властью, но всегда обманывал. Если Молодой Король стал безответственным, вздорным и безжалостным, то таким его сделал Генрих. Алиенора не могла не вспоминать чудного маленького мальчика с ангельскими золотыми кудрями, который любил играть с деревянными лошадками и игрушечным кинжалом. Ах, какие надежды она возлагала на сына! А теперь все это превратилось в прах, как и он сам.
Скорбь ее была велика. Королева знала, что всю оставшуюся жизнь ее будут мучить воспоминания об этом любимом сыне.
– Молодой Генрих воевал с отцом и братьями, – начал Агнелл. – Он даже два раза выпустил в короля стрелы, когда королевские войска подтягивались к Лиможу. Потом прислал с извинениями посланника, который сообщил: те выстрелы были случайны, но разговоры ходили о том, что он втайне желал смерти отца.
«Когда же мы как родители упустили нашего сына, если он стал способен на такое?» – с раскаянием спрашивала себя Алиенора. Она в отчаянии закрыла глаза.
– Король прекратил выплачивать ему содержание, – продолжал архидьякон, – и у Молодого Короля, естественно, закончились деньги. Он с герцогом Жоффруа начал грабить монастыри и гробницы, они захватывали деревни и требовали выкуп. Молодой Генрих стал главарем разбойников и грешников. Мне трудно говорить вам об этом, но только в прошлом месяце он ограбил святилище в Рокамадуре, похитил алтарные сокровища и знаменитый меч Роланда, и на все это в ужасе смотрели паломники.
Алиеноре невыносимо было думать о том, что ее сын превратился в такое чудовище. Но искупить подобные преступления невозможно. Тогда почему же Господь послал ей этот сон? Чтобы показать, что милосердие Его безгранично? Раскаялся ли Молодой Генрих перед концом?
– И тут жизнь Молодого Короля внезапно пресеклась, – продолжал Агнелл. – Он заболел тяжелой формой дизентерии и лихорадкой. Его отнесли в дом в городке Мартель и, поскольку положение было тяжелым, спешно вызвали епископа Ажена. Молодой Король исповедовался ему во всех своих грехах. – (Алиенора безмолвно вознесла молитву благодарности.) – Понимая, что его состояние безнадежно, Молодой Генрих попросил позвать своего отца-короля. Но, как мне говорил сам король, он подозревал, что это ловушка, а потому отправил сыну письмо, в котором выражал надежду, что после выздоровления они помирятся. А в знак прощения послал кольцо с сапфиром.