Плененная королева
Шрифт:
Теперь, когда он решил, что хочет иметь Аделаиду, действовать нужно было стремительно, прежде чем Людовик начнет поднимать шум в связи с долгожданной и много обсуждавшейся церемонией бракосочетания его дочери с Ричардом.
И все бы хорошо, если бы не одно препятствие: у Генриха уже была жена. Но, к его разочарованию, Алиенора и Папа Римский в этом вопросе были непреклонны. Ни взятками, ни завуалированными угрозами не удавалось подвигнуть его святейшество. А эта сука в Саруме, невзирая ни на что, полна решимости сохранить за собой свои владения. Проку ей от этих земель все равно никакого – ведь она сидит взаперти в замке, мстительно думал он.
Генрих навещал Розамунду, хотя эти поездки и причиняли ему несказанную боль. Он ездил настолько
Генрих каждый раз оставлял ее, исполненный скорби и тоски по тому, что уже ушло навсегда. Что бы он ни делал, вернувшись ко двору, беспокойно ли сидел на своем месте за столом на возвышении или отправлялся на охоту, взгляд его постоянно ловил Аделаиду, соблазнительную и фигуристую в облегающем шелковом блио, и Генрих чувствовал, как закипают в нем прежние страсти. По прошествии какого-то времени он заметил, что и девушка поглядывает на него своими кошачьими глазами и принимает вызывающие позы, чтобы привлечь внимание. Генрих знал, что у Ричарда для Аделаиды почти нет времени – Ричард слишком занят турнирами и шлюхами, и Аделаида ему интересна только в одном: на рынке принцесс крови цена ей была высока.
Папа высказался не в пользу Генриха. Алиенора отказалась постричься в монахини. Вероятность нового брака так же мала, как вероятность отрастить крылья и полететь, но Генриху нужна была Аделаида в его постели, и теперь ему было все равно, как она там окажется – с благословения Церкви или греховно. И ей, кажется, тоже было все равно.
Однажды, после того как Аделаида целый вечер многозначительно поглядывала на короля сквозь пространство шумного, кишащего людьми обеденного зала, он тайком прошел в ее комнату. Она ждала его, освещенная пламенем жаровни, облаченная лишь в ночную рубаху из такого тонкого материала, что он казался прозрачным. Стоило Генриху раз взглянуть на нее – и он понял, что обречен.
Генрих, казалось, и дыхания не успел перевести, как Аделаида забеременела. Конечно, ему пришлось отослать ее от двора в монастырь в глуши Норфолка, при этом он чуть не каждый день отбивался от настоятельных вопросов Людовика относительно свадьбы. Именно в этот момент и пришло известие, которого он страшился более всего: из Годстоу сообщили, что Розамунда умерла.
И Генрих отправился в Годстоу, сердце его билось, когда он подходил к дверям церкви, чтобы в одиночестве оплакать свою любимую. Настоятельница встретила его у ворот и дала разрешение войти в монастырь, удивившись тому, насколько постарел король с того дня, когда впервые приехал сюда вместе со своей возлюбленной. Теперь это был сломленный человек сорока трех лет, с сединой в волосах и дородной фигурой, морщины забот и печалей бороздили его измученное лицо. Праведно или неправедно, но он искренне любил эту девушку – в этом никто не сомневался.
Генрих оказался в церкви один. В алтаре горела одинокая лампадка, означавшая, что Господь здесь – в Своем доме. Король уважительно поклонился, потом медленно подошел к алтарю и новой гробнице перед ним. Она была там, под алтарной плитой, его Розамунда, но уже не прекрасная, а пища для червей. От этой мысли все в нем перевернулось. Генрих опустился на колени перед могилой, и слезы помимо воли потекли из его глаз. Он принес обет построить великолепный каменный склеп в память о возлюбленной, украсить его шелковым покрывалом и осветить свечами. Монахини должны будут любовно ухаживать за могилой – король щедро заплатит им за это и дарует монастырю множество льгот.
Боль настолько поглотила Генриха, что он не заметил серую, прозрачную, как паутина, тень с печальным лицом – она с распростертыми руками медленно скользнула за его спиной, задержалась на долгое грустное мгновение,
Глава 53
Винчестер, 1180 год
Алиеноре исполнилось пятьдесят восемь, и она вот уже семь долгих и трудных лет оставалась пленницей. Но теперь тюрьма стала золотой клеткой, более подобающей ее титулу, а после поездки в Винчестер режим охраны был значительно смягчен. Унылое однообразие Сарума постепенно разрушалось, потому что король все больше позволял жене останавливаться в разных местах – в Нортгемптоншире, в Беркшире и в королевском замке в Ладжерсхолле в графстве Уилтшир. Всегда при королеве оставался обаятельный Ранульф Гланвиль или скупой на слова Ральф Фиц-Стефан. Прислуживала ей неизменно Амария. Никаких других личных слуг Генри не позволял.
Теперь Алиенора снова удобно устроилась в Винчестере, лучше, чем в прошлый раз, заняла богато украшенные комнаты, кормили ее прекрасно, а недавно назначенный мажордом управлял ее маленьким хозяйством.
Постепенно режим содержания пленницы ослаблялся, ей позволялось время от времени написать письмо, но только не сыновьям – Генрих все еще недостаточно доверял ей – и получать новости о том, что происходит в мире. Ранульф Гланвиль, которого Алиенора считала уже своим дорогим другом, нередко за обеденным столом делился с ней обрывками новостей. Амария после походов на рынок и разговоров со слугами замка приносила гораздо больше новостей и теперь с большей готовностью делилась ими со своей хозяйкой. Именно так Алиенора и узнала о смерти Розамунды, хотя и не о странных слухах, которыми стала обрастать эта история. И не о грандиозном скандале вокруг короля – Генрих начал открыто жить с Аделаидой Французской, предназначенной Ричарду. И Гланвиль, и Амария старались защитить королеву от всего, что может причинить боль, расстроить ее. Но сплетни о Розамунде и Аделаиде ходили по всему королевству и за его пределами.
Алиенора не могла понять, почему откладывается брак Ричарда и Аделаиды. Оба достигли возраста, достаточного для брачных отношений, а ведь Аквитании требовался наследник. У Молодого Короля и Маргариты три года назад родился сын, но, к несчастью, маленький Вильгельм умер вскоре после рождения. Алиенора переживала, что ей не дано увидеть внуков, и вечной раной оставалась разлука с детьми.
Настаивал ли Людовик на браке Аделаиды? У него имелись все основания быть недовольным задержкой, но Алиенора подозревала, что Генрих затеял какую-то коварную интригу, а потому оттягивал свадьбу. И Ричард, казалось, тоже не торопился. Она слышала, что сын все время занят: утверждает свою власть в Аквитании. Дрожь пробирала Алиенору при мысли о том, что это может значить.
Судя по тем новостям, которые она получала, Матильда в Германии благополучно рожала одного ребенка за другим, а Джоанна, похоже, счастливо обосновалась в Сицилии, хотя Алиенору и встревожило кое-что из сказанного Ранульфом.
– Говорят, Вильгельм воспринял многие обычаи своих подданных мавров, – сообщил он. – И королева Иоанна живет в совершенном уединении.
– Только не говорите мне, что он обзавелся гаремом! – вскрикнула Алиенора.
Она видела гаремы в Константинополе и в землях турок во время того давнего Крестового похода и знала, какие трагедии случаются за их стенами.
Ранульф посмотрел на королеву смущенным взглядом:
– Я слышал что-то в таком роде. Но у жены Вильгельма отдельные апартаменты.
Значит, бедняжке Иоанне с самых первых дней пришлось столкнуться с неверностью мужа, думала с тревогой Алиенора. Если бы она была вольна в своих поступках, то поспешила бы за море и вернула дочь, но надежды на это не было. Надо принять как данность положение Иоанны, да и самой Иоанне придется согласиться с заведенным порядком. Но насколько же нецивилизованным показал себя король Вильгельм, предполагая, что его жена будет мириться с гаремом во дворце! Алиенора вся кипела.