Плененные сердца
Шрифт:
Она, конечно, никогда не носила таких платьев. А ведь Аннабелла, наверное, с самого рождения только так и одевалась. Платье было из того «амого, подаренного Аннабеллой зеленого шелка с высоким обтянутым лифом и пышными длинными рукавами. На плечах красовались ажурной пеной брюссельские кружева. Воротник, отделанный такими же кружевами, высокий сзади, спереди был приоткрыт, на шее виднелся жемчужный кулон на зеленой шелковой ленте. Палец Эвелины коснулся отражения в этом месте. Неужели все это действительно было ей нужно?
Взгляд ее опустился на линию талии. Как удачно посоветовали ей дамы подчеркнуть это ее несомненное достоинство.
Швеи работали не покладая рук, и вот – совершенно замечательный результат. Ей оставалось только натянуть белые шелковые перчатки, и она была готова. Когда Эвелина, находясь еще в каком-то тумане, повернулась, чтобы взять их со стола, в комнату влетела Аннабелла.
– Вот ты где! – воскликнула она с улыбкой. – Все уже ждут. И почему ты столько возишься… о, Эвелина! – Она внезапно умолкла и застыла на месте, так ее поразил вид подруги. Она покачала головой, как будто не веря глазам. – Я так и думала, что ты будешь выглядеть по-другому, но чтобы так! Этого я даже и вообразить себе не могла. Эва, ты просто красавица. Все сердца сегодня твои. Я в этом уверена!
Последние слова Аннабелла произнесла каким-то особенным тоном. Эвелине стало неловко… Она должна была быть довольна произведенным впечатлением, но со свойственной ей чуткостью Эвелина поняла, что в глазах Анна-беллы отразилось не только удивление, но и безусловная тревога за свое место первой красавицы здешнего общества. Как ни печально, но это было проявлением обыкновенной зависти. Ей захотелось успокоить Аннабеллу, но она подавила это глупое желание. В конце концов, ничего не изменилось, и все поклонники ее богатой приятельницы останутся при ней. Мысль о зависти, однако, вызвала у нее подозрение, что недоброжелательство Афродиты к Психее тоже порождалось завистью. Видно, и бессмертные боги не избежали этого порока. Скорее всего именно так и было.
Не обращая внимания на встревоженное выражение лица девушки, Эвелина взяла ее за руку и еще раз высказала ей свою благодарность за ее бескорыстие.
– Я надеюсь, что ты довольна результатом. С улыбкой, которую Эвелина могла бы описать только как весьма прохладную и несколько натянутую, Аннабелла отвечала:
– Ну конечно, Эва! Как ты могла в этом сомневаться? Я уверена, что мистер Шелфорд будет очарован.
Взяв ее под руку, Эвелина направилась к двери. Она тут же пожелала узнать, откуда у Аннабеллы такое милое платье из голубого шелка, отделанное золотой тесьмой.
– От моей лондонской портнихи, откуда же удивилась та.
Надо заметить, что, если бы в это время к ним не присоединилась леди Эль, дальнейший разговор у них вряд ли бы получился. Привыкшая так долго царить в своем кругу, Аннабелла опасалась соперничества даже на самое короткое время, пока не спадет общий интерес к изменившейся Эвелине.
Леди Эль обняла Эвелину так крепко, что девушка едва могла вздохнуть. Она сказала ей на ухо шепотом, чтобы не услышала Аннабелла:
– Он будет поражен, милочка, и тогда мы увидим… о да, мы увидим!
Сердце Эвелины дрогнуло при этих словах. Она хотела возразить тетке, что все это чепуха, но слезы подступили к горлу. Леди Эль наконец выпустила ее из своих объятий и, нежно взяв за обе руки, сжала их в своих ладонях. Этот жест чуть
– Я не знаю, говорила ли я кому-нибудь из вас, – сказала леди Эль, меняя тему разговора, – что я сняла залу в гостинице «Георг», чтобы отпраздновать успех победителя. Я пригласила всех, о ком говорила Аннабелла. – Глаза ее блеснули. – К тому же нам только пойдет на пользу, если мы представим тебя всем джентльменам сразу, – шепнула она Эвелине. – Ему не повредит увидеть тебя предметом общего интереса! Чем больше сердец ты покоришь, тем больше он будет желать тебя.
– Прошу вас, не говорите так, – прошептала в ответ Эвелина. – У меня нет никакого намерения покорять кого бы то ни было.
Она верила, что говорит искренне, но по какой-то странной причине каждый раз, когда ее мысли обращались к Брэндрейту, она вновь и вновь задумывалась о том, понравятся ли ему новая шляпа, нарядное платье и хорошенькие серьги.
С тех пор как маркиз так неожиданно поцеловал ее и их отношения как-то уладились, Эвелину после его странного припадка у ее дверей постоянно будоражили неизъяснимые желания. Главным ощущением сегодняшнего утра была надежда; удивитЬ и взволновать Брэндрейта. Да-да, что бы там Эвелина ни твердила другим, ей этого хотелось. Эвелина сильно подозревала, что ее влечение к. маркизу начинает выходить за рамки благоразумия. Это пугало ее. Она была убеждена, что Брэндрейт никогда не ответит ей взаимностью. А значит, несчастной судьбы не избежать.
Как все это случилось, и так быстро? Она разглаживала свои белые перчатки, надеясь, что никто не сможет прочитать ее мысли. Неужели зерно любви проросло так быстро? Когда леди Эль сказала: «Он будет поражен», Эвелина чуть не вскрикнула от радости.
Дожидаясь экипажа, Аннабелла стояла в стороне от них.
– На Брэндрейта мои поклонники не производят никакого впечатления, – сказала она. – Мне кажется, что он все время надо мной подсмеивается. А Шелфорд еще хуже Брэндрейта, он вообще считает мое кокетство грехом. Если ты собираешься завоевать сердце Шелфорда, Эва, не советую тебе кокетничать с другими.
Эвелина взглянула на нее с искренним удивлением. Аннабелла виновато отвела глаза в сторону.
– Ну, может быть, мистер Шелфорд и не одобряет такого поведения, – спокойно сказала леди Эль, – а скорее всего делает вид, что не одобряет. Я еще не встречала в своей жизни мужчины, в глазах которого лошадь, вызывающая на скачках общее восхищение, йе приобретала бы большей ценности.
Эвелина не могла удержаться, чтобы слегка не ущипнуть тетку за руку.
– Вот как! Это вы меня сравниваете с призовой лошадью? Право, вы ничем не лучше папа! Леди Эль вскинула голову, глаза ее сверкали.
– Никто не осмелится сравнить тебя с лошадью сегодня! – Со вздохом удовлетворения она приказала Мепперсу открывать двери. – Мы отправляемся в деревню, Мепперс, мы едем в будущее!
20.
Грегори Шелфорд стоял посередине подъездной аллеи, сжимая в руке хлыст. Каждое движение горячих лошадей сотрясало его потрепанную двуколку. Только что поравнявшись с Брэндрейтом, перед тем как свернуть в аллею, викарий испытал такой приступ зависти, что, если бы ему не случилось в этот момент сидеть, он бы непременно вывалился из двуколки.