Пленница былой любви
Шрифт:
Втайне от меня Муди снял большую сумму, но не хотел закрывать всех счетов, потому что я определенно заинтересовалась бы его планами. Наш дом был обставлен дорогой мебелью, мы приобрели два автомобиля. Наши счета равнялись нескольким десяткам тысяч долларов, и Муди собирался перевести эти деньги в Иран.
Он не имел понятия о предпринятых мною шагах. Он не собирался оплачивать свои задолженности в Америке. Он не желал вносить деньги в американскую казну.
– Я не заплачу ни цента налогов в Америке, – зарекался он. – Все, конец этому.
Муди, однако знал, что если он не урегулирует проблему задолженностей, наши поверенные могут в итоге возбудить дело и вернуть свои деньги вместе с процентами и штрафами. Каждый проходящий день сокращал наши счета.
– Твои родители должны все продать и выслать нам деньги, – распорядился Муди, как будто хаос в финансовых делах был моей виной и мои родители были обязаны этим заниматься.
Муди был не способен к действию, и с каждым уходившим днем наше возвращение в Америку становилось все менее реальным. Он осложнил свою и нашу жизнь настолько, что привести ее в порядок стало практически невозможным.
По возвращении в Америку его привлекли бы к ответственности наши поверенные, а я подала бы на развод. И он это хорошо знал.
Но здесь, в Иране, его диплом врача оказался ненужным. Муди не мог выдержать то давление, под которым находился, и это проявлялось в его нарастающей раздраженности. Мы с Махтаб отдалились от него еще более, избегая по мере возможности даже самых незначительных конфликтов. В беспокойных глазах Муди таилась угроза.
У соседей ремонтировалась канализация, и два дня мы были без воды. Росла гора грязной посуды. И, что самое неприятное, я не могла вымыть продукты. Услышав мои жалобы, Маммаль на следующий вечер пригласил нас в ресторан. Мы никогда там не обедали, поэтому ожидали чего-то необычного. Вместо того чтобы заняться ужином, мы с Махтаб готовились к банкету. Хотелось выглядеть как можно лучше.
Мы уже собрались, когда Маммаль пришел с работы, но вернулся он уставший и в плохом настроении.
– Нет, мы никуда не пойдем, – сказал он. Опять та'ароф.
Мы были подавлены. Так мало нам было нужно, чтобы наша жизнь стала немножко светлее.
– Возьмем такси и поедем сами, – обратилась я к Муди, когда мы с Махтаб сидели в холле.
– Нет, не поедем, – отрезал он.
– Почему?
– Я сказал нет! Мы в их доме и не можем идти без них. Они не хотят идти, поэтому приготовь что-нибудь.
Охватившее меня разочарование привело к тому, что я утратила осторожность. Забыв о том, что я совершенно беспомощна в данной ситуации, и давая свободу накопившейся злобе, я ответила:
– Но вчера шла речь о том, что мы выйдем что-нибудь поесть в город. А сейчас Маммаль не хочет идти.
Я стала считать Маммаля основной причиной всех моих неприятностей. Это он пригласил нас в Иран. У меня перед глазами было его лицемерно улыбающееся лицо, и я вспомнила, как он убеждал меня в Детройте, что его родственники никогда не позволят Муди задержать
Я встала и, глядя на Муди сверху, высказала ранее сдерживаемые слова:
– Он лицемер! Он обычный лжец!
Муди вскочил. Лицо его исказила злобная гримаса.
– Ты называешь Маммаля лжецом?! – заорал он.
– Да, я называю его лжецом, – отпарировала я. – И ты тоже лжец. Вы оба говорили, что…
Мой крик был прерван тяжелым ударом. Я закачалась, точно пьяная, и сразу почувствовала боль. Я успела только заметить, что Маммаль и Насерин вошли в комнату посмотреть, что происходит. Я слышала испуганный крик Махтаб и омерзительные проклятия Муди. Все закружилось у меня перед глазами.
Шатаясь, я попыталась добраться до спальни в надежде закрыться там и переждать, пока ярость Муди пройдет. За мной бежала Махтаб.
Я была уже у двери спальни, а Махтаб наступала мне на пятки, но Муди нас обогнал. Махтаб пыталась протиснуться между нами, но он грубо оттолкнул ее. Она сильно ударилась о стену и вскрикнула от боли. Я рванулась к ней, и в этот миг Муди одним ударом бросил меня на постель.
– Помогите! – кричала я. – Маммаль, на помощь!
Одной рукой Муди схватил меня за волосы, другой, сжатой в кулак, бил по голове.
Махтаб прибежала на помощь, но он снова оттолкнул ее.
Я пыталась вырваться из его рук, но он был слишком сильным.
– Убью тебя! – рычал он.
Мне удалось ударить его и, частично освободившись, я попыталась бежать, но тут Муди так сильно ударил меня по спине, что парализующая боль пробежала по позвоночнику.
Махтаб всхлипывала в углу. Я была в его власти, и он приступил к более методичному избиению, таская за волосы и нанося удары по лицу. Все время он кричал, проклиная меня:
– Убью тебя! Убью!
– Помогите! – умоляла я. – Помогите же кто-нибудь!
Ни Маммаль, ни Насерин даже не пытались вмешаться. Не сделали этого также Реза и Эссей, которые все должны были слышать.
Я не знала, сколько времени это продолжалось. Я ждала потери сознания, смерти, которую он мне обещал.
Удары постепенно слабели. Он прекратил меня бить, чтобы перевести дыхание. Махтаб где-то рядом захлебывалась от рыданий.
– Да'иджан, – послышалось со стороны двери, – да'иджан!
Это был Маммаль. Наконец-то! Муди поднял голову и, казалось, внял этому тихому голосу, раздавшемуся из нормального мира.
– Да'иджан, – повторил Маммаль.
Он деликатно отодвинул Муди от меня и вывел в холл.
Махтаб подбежала и спрятала лицо у меня на груди. Нас объединила общая боль, и не только физическая, но и более глубокая, похороненная в сердце. Мы плакали и задыхались от отчаяния.
Мое тело превратилось в сплошную рану. От ударов Муди на голове образовались две большие шишки, и я испугалась, что получила какую-то серьезную травму. Ломило руки, спину и особенно сильно ногу. Я понимала, что несколько дней буду хромать. А что с моим лицом?