Пленница французского маркиза (Книга 1)
Шрифт:
– Вы собирались что-то предпринять?
– между тем задумчиво спросила она.
Он все не мог понять, что происходит. Но и не отвечать на её вопросы не мог - для чего-то же княжна его спрашивает.
– Я хотел пойти к невесте и объясниться, - проговорил он нарочито равнодушно.
– Когда - сегодня?
– Через три дня. Дарьи сейчас нет в Петербурге. Она в имении Шарогородских...
И тут Софья потребовала от него нечто и вовсе странное.
– Пообещайте мне, не делать этого, пока предварительно не повидаетесь
– Зачем?
– удивился Разумовский.
– Позвольте пока на ваш вопрос не отвечать, - сказала Соня, чем повергла графа в ещё большее недоумение: что она задумала?
Но княжна уже взяла дело в свои руки и с удивлением обнаружила, что её прежние страхи были напрасны. То есть, мужчина вовсе не обязательно может быть господином женщины и её деспотом. И что умная женщина - а себя она не считала дурочкой - может при желании управлять им. Как Леонид ни сопротивлялся, а в конце концов и на вопросы стал отвечать, и слушать её пообещал. Вот только как удержать это положение, Соне ещё предстоит учиться.
Она сама его поцеловала - не оставлять же любимого мужчину обиженным!
– и сказала:
– Предлагаю все объяснения между нами отложить до лучших времен.
– Я не понял, какие времена следует считать лучшими, - запротестовал он.
– Те, когда вы решите все вопросы с Шарогородскими. Надеюсь, я смогу вам в этом помочь.
Зачем она так сказала, Соня и сама не знала. Тем более, что у неё пока не было никакого решения того трудного положения, в котором теперь пребывал граф Разумовский. Зато была уверенность, что оно в конце концов отыщется.
– Спокойной ночи, подобный льву, - Соня перевела на русский язык значение имени графа и ласково погладила его по щеке.
Она даже удивилась, как привычно у неё сей жест выглядел. Так, словно она делала это если и не каждый день, то довольно часто. И подивилась тому, как затрепетал он под её рукой, и как жадно поцеловал эту самую руку.
– Я люблю вас!
– сказал он.
"Интересно, что скажут мои домашние, что скажет Петербург, когда узнают, что граф Разумовский оставил богатую, знатную и молодую невесту ради той, которую бомонд уже окрестил синим чулком!.. И о которой пока неизвестно, что она более не бесприданница..."
Но тут ей стало стыдно своих мыслей, и Соня с сожалением отодвинулась от Леонида, чтобы подняться по ступенькам и уже от двери повторить ему:
– Так смотрите же, без моего письма не предпринимайте никаких действий!
Глава седьмая
Поскольку в глазах домочадцев дедова лаборатория перестала быть потайной комнатой, первым делом Соня решила навести в ней порядок. Полдня Агриппина вместе с кухаркой Грушей мыли и чистили комнату, которую освещал теперь огромный бронзовый канделябр, найденный, к слову сказать, в той же кладовой.
Покоившийся много лет под остатками ткани от старых портьер, он был временно забыт оттого, что свечей на него уходило слишком много для того скромного хозяйствования,
Под присмотром княжны прислуга перемыла-перечистила всю лабораторию, включая каменные стены.
Ящик с заветными слитками во время уборки никто не открывал, но Соня, воспользовавшись тем, что после её окончания осталась в одиночестве, потихоньку один слиток изъяла.
Она пообещала себе вернуть его в семейную казну, ежели предполагаемый тяжелый день в её жизни так и не настанет.
А настать он мог в случае, если брат Николай, в последнее время отчего-то проявляющий все черты диктатора, стал бы принуждать сестру к исполнению его великолепных планов.
Слиток Соня потом тщательно отмыла в ванной комнате и уничтожила следы своего действия, помня громкое возмущение Агриппины, которое та высказывала прошлый раз.
Теперь украденное лежало в нижнем ящике её комода, уложенное в шкатулку, в которой когда-то в лучшие времена хранились семейные драгоценности. Шкатулка запиралась на крошечный ключик, но и без того Соня была уверена, что в неё никто не сунется.
Теперь Николя мог сколь угодно пересчитывать слитки и решать, что с ними делать. Вряд ли он заметит пропажу одного из многих.
Соне опять пришлось посещать лабораторию, на этот раз в обществе Агриппины, которая её о том умоляла.
После того, как служанки в лаборатории все отмыли, стало ясно, что в некоторых банках с крышками хранятся вещества, которой служили основой кремам и мазям, изготавливаемым Еремеем Астаховым. Большинство из них, конечно, потеряли от долгого хранения все свои свойства, а названия некоторых попросту нельзя было прочесть, потому что надписи от бумажках, сделанные рукой деда, от времени стерлись и потускнели.
Потом княжна, опять же с Агриппиной, посетила аптекаря, чтобы по списку закупить у него необходимые вещества.
Кстати, чтобы составить такой список, княжне пришлось основательно потрудиться. Она страницу за страницей перечитала дневник деда и выписала все компоненты, какие он, по счастью скрупулезно записывал.
Никакой алхимией, в понимании девушки, здесь и не пахло. То есть, не было ничего таинственного, разве что за исключением "крема молодости", в который кроме корня мандрагоры входил какой-то "рог нарвала", коего в аптеке не было и о том, как его достать, наверное, знали именно алхимики.
Соня старалась не обращать внимания на удивленные взгляды аптекаря, выгружавшего на прилавок требуемые княжной ингредиенты. Его это не могло не радовать - девушка подчистила все "запасы" аптеки, которые прежде лежали у него невостребованные, но и безмерно удивляло.
Аптекарь и сам многое умел, считал себя ученым, но для чего это могло понадобиться обнищавшей аристократке, даже не догадывался. Глядя на его недоумевающее лицо, Соня представляла себе, какие слухи расползутся по Петербургу об этой её вылазке в аптеку.