Пленница Гора

Норман Джон

Когда дичь была готова, мы сняли ее с вертела и положили на листья. Я умирала от голода. Начинало темнеть, и из рощи потянуло прохладой. Приятно будет поужинать, сидя у жарко пылающего костра.

Только я об этом подумала, как Юта поднялась на ноги и стала тушить огонь.

— Что ты делаешь? — воскликнула я, хватая ее за руку.

Она посмотрела на меня с недоумением.

— Тушу костер, — сказала она.

— Не надо, Юта, — попросила я.

— Оставлять его на ночь опасно!

—

Ничего опасного! Вокруг нет ни души!

— Это очень опасно, Эли-нор.

Я не хотела есть в темноте, дрожа от вечерней прохлады.

— Не туши огонь, Юта, — просила я. — Все будет в порядке.

Она остановилась в нерешительности.

— Пожалуйста, — настаивала я.

— Ну, хорошо, — уступила она.

Однако уже через минуту она вскочила с места и с испуганным видом принялась затаптывать огонь.

— Что ты делаешь? — закричала я.

— Тише! — прошептала она.

И тут я услышала донесшийся сверху, из темноты, крик парящего в небе тарна.

— Это дикий тарн, — пробормотала я.

В считанные секунды костер был потушен.

— Нужно уходить отсюда, — испуганно прошептала Юта.

— Но это всего лишь дикий тарн! — настаивала я.

— Надеюсь, что это так, — сказала Юта, тревожно оглядываясь по сторонам.

По спине у меня пробежала мелкая дрожь. Юта принялась ломать выстроенный нами шалаш и раскидывать сломанные ветви по сторонам.

— Возьми с собой пищи в листьях, сколько сможешь унести, — сказала Юта. — Нужно уходить как можно скорее!

Я была обозлена и испугана. Ее беспокойство казалось мне совершенно напрасным.

Замаскировав следы лагерной стоянки, Юта собрала все кости, шкуры и внутренности разделанных нами животных и поспешно закинула их в кусты.

После этого, не теряя ни минуты, мы быстро пошли в темноту. Я шагала за Ютой, чувствуя, как ненависть по отношению к ней борется во мне со страхом ее потерять.

Мы двигались по роще в прежнем юго-западном направлении. Вскоре деревья начали редеть, и мы снова оказались на краю широкой степи.

Ночь выдалась на редкость темной.

Юта напряженно всматривалась в бездонное небо, но не заметила ничего подозрительного. Долгое время она прислушивалась, но до нас не доносилось ни звука.

— Вот видишь, — раздраженно бросила я, — не надо было дергаться. Зачем убежали?

— Возможно, и не надо было, — согласилась Юта.

— И тарнов больше не слышно.

— Может, наездники спешились.

— Это всего лишь был один дикий тарн.

— Я тоже хочу на это надеяться.

Расположившись у края рощи, мы с Ютой торопливо доели остатки дичи и рыбы, которые я прихватила с собой. Обсосав все косточки, мы вытерли руки о траву и бросили

объедки в кусты.

— Смотри! — внезапно прошептала Юта.

В двух сотнях ярдов от нас между ветвями густого кустарника мелькнули в темноте огни двух двигавшихся в нашу сторону факелов.

— Люди! — простонала Юта. — Мужчины!

Мы вскочили на ноги и побежали по полю, стараясь придерживаться выбранного нами с самого начала направления.

К рассвету мы добрались до очередной рощи каланских деревьев. Углубившись в нее, падающие с ног от усталости, мы на скорую руку соорудили в кустах шалаш из веток и проспали в нем весь день.

Четырьмя днями позже, в другом небольшом леске, как-то вечером Юта потребовала, чтобы я поставила силки на обнаруженной нами тропинке, протоптанной животными к водопою.

Мы больше не ощущали никаких признаков преследования. По ночам, насколько хватало глаз, мы не видели ни одного горящего факела. Нам снова посчастливилось убежать.

Перекинув через плечо смотанный узкий ремень, я пошла вдоль тропы.

Над головой у меня прыгали с ветки на ветку пичужки в ярком оперении. В кустах я заметила мгновенно ощетинившегося лесного урта, а чуть поодаль, на небольшой лужайке, даже увидела пару мирно и безбоязненно пасущихся грациозных табуков. Дважды мне на пути попадались крохотные ручейки.

И вдруг меня словно громом поразило.

Я услышала мужской голос!

Я мгновенно присела на корточки и, чувствуя, как у меня засосало под ложечкой, бесшумно скользнула под ветви густого кустарника.

Голос раздавался совсем рядом, в стороне от едва различимой тропинки. С тревожно бьющимся сердцем я осторожно раздвинула ветви кустарника и выглянула в образовавшийся просвет. Сердце у меня едва не остановилось.

Передо мной открылась небольшая поляна. Посередине поляны сидели два тарна в закрывающих им глаза глубоких колпаках. Рядом с птицами стояли и беседовали двое мужчин, воинов в легких кожаных доспехах, и с оружием. Это были — сразу заметно — сильные и жестокие люди. Я сразу узнала их. Мне уже доводилось их видеть возле невольничьих бараков на северной окраине Лауриса, где Тарго арендовал себе помещение для рабынь.

Это были люди Хаакона со Скинджера.

— Она где-то здесь, — произнес один из них.

— Будь у нас охотничий слин, — сказал второй, — мы без труда смогли бы взять ее след, и к утру она уже была бы у нас в руках.

— Надеюсь, она рабыня красного шелка! — хохотнул первый.

— Даже если нет, когда мы доставим ее Хаакону, она уже будет женщиной самого что ни на есть красного шелка, — осклабился второй.

— Хаакону это может не понравиться.