Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо
Шрифт:
— Не может, — покачала я головой.
— Значит, врет второй перец, — сразу сделала вывод Клава. — Может, просто стесняется.
— Что значит стесняется? — не сразу поняла я Клаву, потому что хорошо знала, что здешний народ особо стеснительным не назовешь.
— Может, мой перец в каком-нибудь шалаше живет, спит на циновках. Я же понимаю, что здесь жизнь не сахар.
— И долго ты будешь здесь его караулить? — на всякий случай поинтересовалась я у Клавы.
— Сегодня постою еще немного да завтра еще приеду. Если узнаю, что он от меня прячется, из-под земли
Пока мы с Клавой тихо-мирно беседовали, к нам то и дело подходили самые разнообразные арабы и делали такие комплименты, от которых у кого хочешь голова пойдет кругом.
— Видишь, сколько здесь такого добра: египтяне приставучие до ужаса! — сказала я.
— Да, — согласилась со мной Клава. — Я еще никогда так много симпатичных и говорливых мужиков не видела. Но я своего перца все равно ни на кого не променяю, он мне в душу запал. Хасан сказал мне то, что я десять лет хотела услышать. Только чем я его напугала, не могу понять. Видимо, он в Сибирь боится ехать — холодов испугался.
— Конечно, он же столько лет просидел под пальмой, а ты его сразу на мороз вывезти хочешь.
— Так я бы его укутала. Что ж я, враг ему, что ли? Чудные они, эти египтяне. Да и ласковые слова у них тоже чудные, наши мужики такого не говорят. А что, я правда похожа на кошку?
— Тебе это Хасан сказал?
— Да, он сказал, что я похожа на кошку, а все кошки мои сестры. Чудной какой!
— Это у них рабочие, заученные фразы.
— Ты хочешь сказать, что египтяне это всем говорят?
— Без разбору.
— Не верю! Хасан сказал это с такой искренностью… Заученные фразы так не говорятся. А может, во мне и в самом деле что-то кошачье есть… Вот твой муж тебе такое говорил?
— Говорил.
Напарник Хасана вышел из лавки и с любопытством посмотрел на нас. Я не сомневалась в том, что Хасан прячется где-то здесь и ждет, когда Клава уедет в отель, но не хотела расстраивать очарованную арабом женщину, потому что понимала, что если она в этом убедится, то возьмет лавку штурмом.
— Красавицы, покупайте сувениры! — улыбнулся напарник Хасана — У меня халява. Русские любят халява.
— Да какая у тебя халява?! — возмутилась Клавдия. — Цены взвинтил! Крохобор! Дуришь нашего брата.
— Халява — это у них любимое слово, — пояснила я Клаве.
— Да я так сразу и поняла. Они это всем русским постоянно говорят. А как цену спросишь, так они ее сразу так понимают, что плохо становится. Арабы что, не понимают, что халява — это когда тебе что-то дают бесплатно?
— Ничего они не понимают.
— Послушай, Валька, и как ты здесь живешь? Море здесь, правда, очень красивое. Ты хоть купаться-то ходишь? Наверно, из воды не вылезаешь?
— Была на море всего один раз.
— А что так?
— Тут порядки дурные. Муж не хочет, чтобы я одна на улицу ходила. Можно выходить из дома только в присутствии его родственника.
— Ничего себе они здесь намудрили! Ты же не в тюрьме сидишь, — понимающе произнесла сердобольная Клава. — Я поэтому и говорю, что лучше мужика здесь цеплять и к себе везти, чтобы он жил по нашим порядкам. Ты
Напарник Хасана не сводил с нас глаз и, видимо, ждал, когда мы уйдем, потому что скорее всего Хасан действительно прятался в лавке.
— Девушки, покупайте сувениры! — напомнил о себе он.
— Да что у тебя покупать? Какие сувениры? Я Хасана скоро в Сибирь увезу вместе со всеми твоими сувенирами. Он у меня сам, как сувенир будет, на него весь наш поселок посмотреть сбежится.
Напарник Хасана сверкнул в сторону Клавы злобными взглядом и возмутился:
— Послушай, красавица, езжай в свой отель. Хасан болеет. Он не поедет в твою Сибирь, он не любит мороз. Хасан хочет жить в Хургаде.
— Да кто его спрашивать будет?! Будет сопротивляться — я его упакую бандеролью и в Сибирь-матушку отправлю. Мороз он не любит! Тоже мне, неженка нашелся. Он что, думает, я к нему в Хургаду мотаться буду, а он в мое отсутствие будет разгульный образ жизни вести и девок портить?! Не угадал!
— Слушай, да каких девок он будет портить?! — еще больше возмутился напарник Клавиного возлюбленного. — У вас все девки уже давно испорчены, у вас неиспорченных не бывает.
— У меня нет столько денег, чтобы туда-сюда мотаться, — продолжала Клава, — Я троих детей одна ращу. На эту-то поездку еле накопила. Так что у меня разговор короткий: назвал прилюдно меня женой — значит, пусть женится, и точка! А то ишь надумал, чтобы я к нему постоянно моталась! А о моем бюджете он подумал?! Так что дадим ему валенки, ушанку и пусть привыкает к сибирским морозам.
— Женщина, возьми другого в свою Сибирь, — отстаивал честь друга напарник Хасана. — Поговори с кем-нибудь еще, может, кто и поедет. Вон, на той стороне Саид работает. Его в тюрьму должны посадить, ему нужно укрыться. Поговори с ним — он должен поехать в твою Сибирь.
— Нам в Сибири еще только уголовников не хватало! — вскипела Клавдия. — Я кого попало в Сибирь не повезу. Мне нужны настоящие чувства.
— Саид будет тебя любить!
— Я своего Хасанчика ни на кого не променяю, — отрезала Клава. — Если мой перец завтра в своей лавке не появится, то я его больше караулить не буду. Я просто эту лавку с землей сровняю. Так моему перцу и передай! — воинственно произнесла Клава.
— Передам, — испуганно ответил араб и быстро ушел в свою лавку.
— Ладно, поехала я в отель. Увидимся. Ты, наверно, тут где-то рядом живешь?
— Тут недалеко, — я показала, в какой стороне находится мой дом.
— Ну как, здесь условия-то для жизни — нормальные?
— Обыкновенные, — пожала я плечами.
— Кровати-то хоть есть?
— Конечно. И кровати, и тумбочки, и электричество.
— В общем, жить можно, — сделала вывод Клавдия.