Пленница любви

Картленд Барбара

— Я хочу… верить! Вы знаете, что… хочу. И даже если я вам надоем… если вы… покинете меня, как покидали… других, все равно… побыть с вами — … даже очень… недолго будет… счастьем.

— Насчет «очень недолго» не может быть и речи, — мягко сказал граф. — Я люблю тебя, Сорильда. Таких слов я никогда никому не говорил.

Он взглянул на нее, словно думал, что она не поверит, и быстро добавил:

— Меня влекло к женщинам, я желал их. Нет нужды объяснять тебе это. Но я всегда знал: то, что я им даю — не любовь,

не истинная любовь, которую я надеялся когда-нибудь отыскать, хотя считал, что это почти невозможно.

— Так вы поэтому… не женились?

— Именно! — подтвердил граф. — Давным-давно я дал себе слово, что не женюсь, пока не обрету уверенности, что моя семейная жизнь будет совсем не такой, какую я наблюдаю вокруг.

Он внимательно поглядел на Сорильду, точно пытался заглянуть ей в душу, и затем сказал:

— Я хочу, чтобы жена принадлежала мне полностью, навсегда. Я хочу, чтобы она хранила мне верность, была только моей во все времена!

Он помолчал и очень тихо сказал:

— И я думаю, Сорильда, что нашел ее.

А потом, словно все происходило в волшебном сне, она почувствовала, как граф наклонился и бережно коснулся ее губ.

В этом поцелуе не было страсти; он был нежным, точно легкое прикосновение к цветку.

Сорильде почудилось, будто комната наполнилась светом; он исходил от них самих и в то же время являлся частицей Божественного света.

У нее было такое чувство, словно, прикоснувшись к ней губами, граф дал ей все, к чему стремилась ее душа. Здесь была и красота, никогда не оставлявшая ее равнодушной, и музыка, которая звучала в ее сердце.

«Я люблю… люблю… вас!»— хотелось воскликнуть ей.

Она затрепетала, и губы графа стали более властными, более требовательными; у Сорильды появилось такое ощущение, будто он вытягивает из нее саму душу и завладевает ею.

Прошла целая вечность, прежде чем он наконец поднял голову:

— Я… люблю вас! — воскликнула Сорильда. — Люблю… вас! Люблю!

— И я люблю тебя, милая.

— Это правда… это действительно… правда, что… ты… меня любишь?

— Я люблю тебя, — откликнулся граф. — Теперь тебе больше нечего бояться. Я буду оберегать и защищать тебя и больше никогда не потеряю снова.

Голос его звучал так проникновенно, что на глаза Сорильды навернулись слезы, и теперь она видела его словно в сияющем тумане.

— Это… так… замечательно… так… чудесно, — прошептала она. — Может быть, я все-таки..; умерла… и попала… в рай.

Голос ее прервался, по щекам побежали слезы.

Граф обнял и привлек ее к себе.

— Драгоценная, восхитительная, прекрасная любовь моя, не плачь. Ты была такой храброй, невероятно храброй, несмотря на все, что пришлось пережить. Теперь же я хочу, чтобы ты была счастлива и забыла о прошлом.

Он поцеловал ее в лоб и сказал:

— Ты не умрешь,

ты будешь жить со мною вместе; у нас столько всего впереди.

— Ты… уверен, что я… нужна… тебе? Я… тебе… не… наскучу?

— Я твердо знаю, что этого не будет никогда, — ответил граф. — Питер постоянно твердит мне, какая ты умная, словно я и сам не вижу!

— Я хочу быть… умной… ради тебя, — просто сказала Сорильда, — и, может быть…

— Что ты хотела сказать?

— Может быть, я смогу… иногда… как-то… помогать тебе во всех твоих… делах. Мне было… очень интересно, когда ты о них… рассказывал.

— Я очень хочу, чтобы ты мне помогала, — подтвердил граф. — Правду сказать, мне хочется, чтобы в будущем мы все делали вместе.

У Сорильды мелькнула мысль, что в этом случае у графа не останется времени на других женщин.

Словно читая ее мысли, он рассмеялся и сказал:

— Все это в прошлом — забудь. Забудь обо всем, что случилось до этого волшебного мига. В моем сердце и в моей жизни теперь существует только одна женщина.

— Это слишком… замечательно… слишком… чудесно.

Из нагрудного кармана вечернего фрака граф достал носовой платок и вытер ей щеки.

— Я обожаю твои правдивые зеленые глаза, огненные волосы, белоснежную кожу. Любимая, сокровище мое, мне хочется расцеловать всю тебя, все твое изумительное тело.

Он вздохнул и, сделав над собой огромное усилие, сказал спокойнее:

— А теперь, моя красавица, тебе пора спать. Завтра мы поговорим и все обсудим. Одно мы должны решить определенно — где проведем медовый месяц. Я считаю, что после случившегося мы его заслужили!

— Медовый месяц с… тобой… это было бы… замечательно, — прошептала Сорильда.

Она уткнулась ему в плечо и чуть слышно пробормотала:

— Боюсь только, что… покажусь тебе… очень невежественной и… скучной после…

Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Не смей так говорить, — сказал он, — и не смей так думать.

Он внимательно посмотрел на Сорильду мягким и ласковым взглядом; таким он еще никогда не был.

— Питер назвал тебя Спящей Красавицей, — сказал он взволнованно. — Любимая, верь мне: я разбужу тебя. Это будет самым увлекательным и восхитительным из всего, что я когда-либо совершил.

Сказав это, губами он отыскал ее губы, но теперь целовал совсем иначе, чем прежде.

Губы его стали требовательными и страстными, и Сорильда почувствовала, что всем существом своим откликается на их призыв.

В ней вспыхнул крохотный язычок пламени — не более чем пламя свечи, но он разгорался, воспламенял все ее тело, поднимался к груди и выше, к горлу.

Такого с ней еще никогда не было. Когда граф поднял голову, она прошептала:

— Научи… меня, научи… любить, чтобы я… не разочаровала… тебя.