Пленница медведя
Шрифт:
Я замерла, оглушенная его словами. Руки ослабли, и он прижал к себе крепче, чтобы не дать мне соскользнуть. Подхватил на руки и понес на улицу. А я даже не знала, что мне чувствовать. Было больно… Элеонор отдала жизнь, пытаясь стать мне ближе. А еще — из-за отца. Из-за его слепой гонки за ненужными благами в страхе перед новым и неизведанным. Как же людям свойственно цепляться за прошлое… и приносить ему в жертву самых близких.
Не сразу, но скоро в мой мир вернулись звуки — пение птиц, шелест ветра в листве и ощущение от объятий Сезара.
Я не готова отдать что-то ценное за кого-то другого. И я не хочу отдавать Сезара. Я не смогу просить его вернуться к волкам за девушками. Вчера мне казалось, что нет ничего правильнее. Но это едва не стоило ему друга. А если Сезар не вернется?
Он уже однажды отказался, потому что понимал, что не может спасти всех. И что тратить свою жизнь на других постоянно не получится. Как бы это ни было горько. Когда готов рискнуть своим счастьем ради другого, можешь потерять все.
— Дана…
— Я в норме, — уперлась лбом в его грудь. — А отец?
— Я обещал ему, что дам знать.
— Дал?
— Вчера ночью…
Сезар пожалел его даже после того, что он с нами сотворил. Не заставил ждать до утра…
— А он?
— Плохо…
Я помолчала какое-то время.
— Не хочу обратно.
— Значит, это правильно.
— У меня все еще нет в твоем доме трусов, — улыбнулась я, глядя на него снизу.
— Знаешь, меня это даже на какое-то время устроит, — усмехнулся он.
А я спохватилась:
— Ой, а как Рэм?
— Нормально, — хрипло выдохнул он, и только тут я поняла, что Сезар не спал всю ночь.
— Эй, может, мне теперь покомандовать? Давай я отведу этого уставшего мишку в кровать? Почему не спал?
Он улыбнулся:
— Были дела…
— Какой деловой. — Я сползла с перил и взяла его за руку. — Может, ты голоден?
— Совершенно точно, — хрипло усмехнулся он, притягивая меня к себе и целуя в затылок.
— Я про кофе и сэндвич, — закатила глаза.
— Буду все…
— Ну садись. А я вспомню, как хозяйничать на твоей кухне…
Он уселся за стол, а я принялась возвращать себе этот мир — такой простой и сложный одновременно. Не верилось, что все закончилось. Что еще вчера я захлебывалась отчаянием, а он снова сделал невозможное… Только хотелось забыть, утопить пережитое в простых вещах: хрусте немного подсохшего хлеба, шипении масла на сковороде, запахе мяты и лаванды в чае, шорохе сухих травяных сборов под пальцами. Медведь не вмешивался… Но я знала — наблюдал. Все же он у меня мудрый, не то что я… Вот и как от него отказаться? Да ни за что…
Я обернулась от печки, довольно улыбаясь, и он вернул мне хищную ухмылку, напоминая о своей сути. Плевать. Он заслуживает доверия…
— Я хотела бы похоронить Элеонору, — поставила перед ним чашку кофе. — Знаешь, она хоть и мало была в моей жизни, но успела сделать очень важное…
Он перехватил
— Завтра. В восемь утра…
Я сначала удивленно вздернула брови, потом согласно вздохнула.
— …И предлагаю сразу за вещами заехать.
— Спасибо, — и я коротко его поцеловала и направилась к печке… на цыпочках.
Потому что в этот самый момент меня отпустило, и началась другая жизнь вместе с его прерывистым вдохом над горячей чашкой кофе…
Эпилог
Он долго не решался к ней подойти. Я уже думал — вовсе не заговорит. Но он все же нашел в себе силы… и я незаметно выдохнул. Не знал, как держать Дану, если отец проявит себя трусом. Но он, к счастью, трусом не был.
Мы приехали на похороны рано утром. Дана простояла всю речь со служением со мной в стороне. Наверное, чувствовала себя еще более чужой, чем раньше. С одной стороны, эгоист во мне был бы доволен — ей не к кому больше идти. Но с другой — я не питал иллюзий и давил эту гнилую радость в зачатке, потому что Дана — не вещь, не собственность. И я обещал отпустить по первой просьбе. Другое дело, что до такой просьбы не хотелось бы дожить.
Когда люди расступились, она вздохнула поглубже и пошла к гробу положить цветы, которые собрала утром рядом с домом. И теперь стояла и слушала отца, а я не спускал с нее взгляда. Хотелось, чтобы ее надежды на него хоть немного оправдались.
Когда рядом послышались шаги, даже глазом не моргнул.
— Откуда у тебя эти данные?
Я скосил глаза на Дэниэла. Выглядел он неважно: на носу повязка, под глазами синяки. Но не воинственно.
— Если данные хранят, я хочу знать кто. Я заплачу.
— Мне не интересно твое предложение.
Дэниэл усмехнулся:
— Назови цену.
— Примитивно ведешь переговоры, — посмотрел на него в упор. — Цена — не единственный рычаг.
— Ну куда мне до тебя, — скривился он.
— Действительно.
— Мне надо знать, что ты не используешь…
— Не использую, — перебил его раздраженно и направился к Дане. Пора было и мне на нее заявить права — сколько можно стоять в тени? Почему-то с появлением этого клоуна я вдруг решил, что достоин не меньше находиться там, где посчитаю нужным.
Гости провожали меня взглядами, пока я шел между стульями к Дане. Сама она повернула ко мне голову и улыбнулась, протянув руку.
— Мистер Файвелл, — коротко кивнул ее отцу и притянул девушку к себе.
— Мистер Грант, — приветствовал меня он. — Рад вас видеть. Спасибо вам за все… и за Дану в отдельности.
Я промолчал, утыкаясь носом по-звериному Дане в висок.
— Поехали, — прошептала она, прикрыв глаза. — Пока, папа…
Я сжал ее руку и повел прочь.
— Как ты? — поинтересовался осторожно, когда церемония осталась позади, и мы оказались в тишине. Под ногами — мокрый асфальт, а над головой — рассветное небо.