Пленница олигарха
Шрифт:
В этот вечер он не пришел. На следующий день тоже. Зоя продолжала носить мне еду, не разговаривая со мной и глядя на меня с усмешкой. Я не спрашивала ее ни о чем, но понимала, что она в курсе того, что Эдуард был в гневе. На третий день я не выдержала, и сама задала ей вопрос:
– Почему Эдуард Викторович ко мне не приходит?
– Он в командировке, – сухо ответила Зоя.
– Я слышала его голос сегодня и вчера. Зачем вы обманываете меня?
Зоя посмотрела на меня с неудовольствием:
– Потому что для вас Эдуард Викторович в командировке.
Чертова ведьма! Как я ненавидела ее, и как я ненавидела Эдуарда за его обман и глупую обиду. Я мерила шагами комнату в ожидании его, но он испытывал мое терпение своим отсутствием. Я видела его в саду, хотела постучать в окно, но не осмелилась, боясь очередной порции его гнева. Но во мне тоже накапливались злость и обида, а потом им на смену пришло чувство досады, недовольства собой и готовности выполнить любое его желание, только бы Эдуард появился в моей комнате.
Шикарные подарки
Я плохо спала, просыпаясь от каждого шороха, в надежде, что это он, но, включая свет ночника, я убеждалась лишь в том, что это бред моей воспаленной фантазии. Когда прошла неделя с момента той ночи, я уже смирилась со своей ненужностью и просто перестала ждать.
Только тогда он пришел. Будто почувствовав мой отказ от ожидания, Эдуард явился с букетом цветов и очередным подарком, упакованным в красивую бархатную коробочку. На этот раз это были серьги.
– У меня не проколоты уши, – сказала я, стараясь быть холодной.
– Мы проколем тебе уши при первой же возможности, – сказал Эдуард, и только после его ласковых слов я осмелилась посмотреть ему в глаза. И поплыла…
Он любил меня неистово, глубоко и долго, бормоча о том, как он скучал, как ненавидел себя за это испытание, и что я не заслужила такого к себе отношения. Я стонала, обхватывая его ногами, лаская его грузное, но такое родное тело, вдыхая запах его одеколона, смешанного с легким запахом мужского пота. Эта смесь мне казалась такой возбуждающей, что я не могла надышаться своим мужчиной. Он кончал в меня бурно, так, что я закрывала глаза, боясь потерять сознание от продолжительного оргазма и снова стонала, как оголодавшая самка, которая получила то, что хотела.
Потом мы лежали на постели, а моя голова лежала на его тяжело вздымающемся животе. Только тогда я осмелилась задать ему вопрос:
– У вас кто-то был за эту неделю?
– Что за вопрос, Анжелика? – удивленно задал встречный вопрос Эдуард. – Тебя не должна касаться моя личная жизнь.
Я примолкла, понимая, что снова движусь в сторону очередной ошибки. Но Эдуард, тем не менее, ласково произнес:
– Но мне нравится, что ты спрашиваешь меня об этом. Значит, ревнуешь?
Я снова промолчала, прекрасно понимая, что, черт возьми, да, я ревную его! Но признаваться в этом ему мне не хотелось.
– Ты молчишь, значит, я прав, – решил Эдуард, но я снова промолчала, крутя в руках коробочку с красивыми серьгами и представляя, как шикарно они будут смотреться на мне в комплекте с колье.
Мы еще немного
– А ты знаешь, что Зоя когда-то была на твоем месте? – спросил он у меня, и этот вопрос заставил меня приподняться с его живота и удивленно посмотреть на него.
Эдуард усмехнулся:
– Нет, конечно, эта железная леди никому и никогда не говорила о том, что когда-то спала со мной. Она жила в этой же комнате, и я сам носил ей еду. Она не была девственницей, я подобрал ее на обочине дороги, когда поздно ночью возвращался домой. Она сидела возле трассы, схватившись за голову. Я остановился, чтобы предложить ей помощь, а она не могла вымолвить ни слова. Потом я узнал о том, что в ту ночь на ее глазах ее собственный отец убил младшую сестру. Зоя осталась у меня, и я заменил ей отца.
– Сколько же ей лет? – спросила я, с трудом представляя Зою Валерьевну девчонкой.
– Сейчас, пожалуй, около сорока. Тогда ей было чуть больше двадцати, но она была такой худой, такой глуповатой, что больше семнадцати ей бы никто не дал. Ее собственный отец трахал их с сестрой после смерти матери, я позаботился о том, чтобы его пристроили в психушку, а не сгноили на нарах, сама Зоя попросила меня об этом. Уже тогда в городе у меня был авторитет. А Зоя постепенно превратилась из любовницы в верную прислугу.
Я слушала Эдуарда и представляла себе, как он занимается сексом с Зоей. Тогда он был моложе, она тоже, наверняка, она ловила истинный кайф, отдаваясь Эдуарду на этой же кровати, на которой лежали сейчас мы с ним.
Словно прочитав мои мысли, Эдуард сказал:
– Не переживай, мы делали это на другой кровати. Столько лет прошло! И тебе, наверняка, безумно интересно узнать, сколько девчонок тут было до тебя?
Конечно, интересно! Но я боялась узнать правду, которая могла оказаться слишком горькой для меня.
– Нет, я не хочу этого знать.
Эдуард снова усмехнулся и встал с кровати, одеваясь:
– Поверь мне, ни одна из моих женщин, которые жили здесь до тебя, не пожалели об этом. Многих пришлось ломать, принуждать и смотреть на гордо поднятые подбородки. Но каждая, в конце концов, молила меня разрешить им остаться рядом со мной. Каким бы противным я ни был, я все равно оставался в их глазах самым желанным. И ты, моя детка, попалась на ту же удочку. Ты ведь любишь меня?
Я ничего не ответила, отвернувшись от Эдуарда.
– Вот он, этот пресловутый поднятый вверх подбородок, – засмеялся он, – Любишь меня, хочешь и очень ждешь. И в один прекрасный день, когда я оставлю дверь комнаты открытой, ты ни за что не уйдешь от меня, потому что ты приросла ко мне.
Он вышел, закрыв дверь на ключ. Я сидела на кровати и обдумывала его слова. Да, я полюбила его, да я приросла к нему и была готова вытерпеть все, только бы он оставил меня рядом. Я такая же как и все, я – его рабыня и почти подстилка. Я не смогу жить без него, не смогу дышать без него, настолько он вошел в меня за эти недели, сделав ручной собачкой.