Пленница в башне
Шрифт:
— К куклам! — согласилась Барбара, и ее темные глаза сверкнули. — Да поживее!
Следующая неделя прошла спокойно, поскольку Лусию Монтес пригласили погостить друзья, жившие дальше в глубине острова, и дон Рафаэль уехал вместе с ней.
В следующий после его отъезда вторник, когда Ванесса и ее воспитанница вернулись с пляжа после утреннего купания, им бросилось в глаза, что атмосфера расслабленности, державшаяся целую неделю, развеялась, как духота после грозы. Суетились слуги. Причина таких перемен стала очевидна для Ванессы, когда она вслед за Барбарой прошла через арочную дверь, ведущую из патио в холл. Вернулся хозяин замка и теперь
Заслышав голоса девушек, он обернулся и, как обычно, поднял левую бровь, переводя глаза с одной на другую.
— Вы вернулись, крестный! — воскликнула Барбара и нахально добавила: — С делами все в порядке?
— Пока рано говорить, плутовка, — ответил он, и его проницательные глаза насмешливо сверкнули. — Человек сеет семя в надежде на урожай, но только время покажет, взойдут у него цветы или сорная трава. А как твои успехи с новой дуэньей, моя любимая?
— Мы подружились, правда, Ванесса? — Барбара бросила на Ванессу озорной взгляд, и, под влиянием неудержимой радости при встрече с крестным, бросилась к нему и прижалась золотистой щекой к его смуглому лицу. — Мы все скучали без вас, крестный, хотя, когда вы дома, нигде не скрыться от ваших всевидящих глаз.
— Вы скучали? — Он с иронией взглянул на Ванессу. — В самом деле?
— Лусия вернулась вместе с вами? — поинтересовалась Барбара.
— Нет. Ее друзья пожелали наслаждаться ее обществом еще несколько дней и убедили меня вернуться без нее. — Он обхватил Барбару за талию и притянул к себе, так что теперь мог обращаться непосредственно к Ванессе. — Думаю, мисс Кэррол, пора пополнить ваш гардероб. Поэтому вы обе сейчас наденете вместо купальных костюмов приличные платья, а я повезу вас в город грабить магазины.
Барбара вскрикнула от радости. У Ванессы тоже захватило дух, но по другой причине. Она еще не получила ни песеты за свою работу и попыталась намекнуть на это:
— Дон Рафаэль, я могу поехать за покупками как-нибудь в другой раз?
Продолжить ей не удалось, потому что его низкий голос прервал ее так решительно, что она лишилась дара речи:
— Будьте любезны не спорить на эту тему, мисс Кэррол. Сеньора Монтес и другие модницы, с которыми я знаком, одеваются в салоне, который я целиком и полностью одобряю. Я отвезу вас туда, и вы сами, не думая о расходах, позаботьтесь о том, чтобы у вас был приличный гардероб.
— Приличный для дуэньи? — Эти слова вырвались у нее прежде, чем она смогла остановиться.
Он прищурил глаза, и ее как будто одновременно окатили ледяной водой и ошпарили кипятком.
— Вы отлично знаете, что я не отношусь к вам, как к прислуге, — ответил он сквозь зубы. — Как постоянный гость в вашем доме в Ордазе я, естественно, видел, что вы любите красивые платья. Я не настолько каменный, мисс Кэррол, чтобы не понимать, что значит для молодой женщины — потерять все. И мне кажется, что именно наряды могли бы как-то сгладить ваше горе, утрату человека, который заменял вам отца. Я думал, что в вашем сердце достаточно мужества, чтобы начать жить сначала. Так что не будем больше спорить об этом.
Его взгляд мгновенно смягчился, и в нем промелькнул насмешливый огонек.
Барбара, стоя в объятиях крестного, с интересом наблюдала за обоими участниками словесной перепалки.
— Они бьются, как голубка с леопардом! — нахально прошептала она. — Можно продавать билеты на эту корриду и неплохо заработать.
Ванесса же, не слишком
— Даю вам обеим десять минут, чтобы переодеться. Живо по комнатам!
«Как будто разговаривает с детьми», — подумала Ванесса, намереваясь подниматься по ступеням как можно дольше. Но Барбара схватила ее за руку и бегом потащила за собой. Переодевшись в своей комнате в одно из платьев, которые великолепно смотрелись на Барбаре, но ей самой совсем не шли, она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Быстрый подъем по лестнице, так же как и раздраженный взгляд дона, которым он ответил на шутку о платьях, подходящих для дуэньи, не объясняли этого удушья. Нет, это ощущение больше напоминало радостное предвкушение. А почему бы и нет? Ведь она была женщиной, любила хорошо одеваться и сейчас собиралась в магазин, наверное самый лучший на острове, чтобы экипироваться. К тому же ей предоставили полную свободу действий.
Она провела расческой по волосам, потом встретила в зеркале свой взгляд и прикусила нижнюю губу, на которой едва заметно билась жилка. «Тебе не нужно было огрызаться на него, — упрекнула она свое отражение. — Не удивительно, что он от тебя не в восторге и вот-вот начнет считать тебя пренеприятной сварливой особой».
Сварливой? Это мысль ужаснула бы любую девушку, и именно об этом думала Ванесса, когда они с Барбарой снова спустились вниз.
Они направились к парадному входу, где дон Рафаэль поджидал их возле блестящей черной машины с откидным верхом, над сверкающим капотом которой парила серебряная фигурка ягуара. Он усадил обеих девушек на заднее сиденье с присущей ему обходительностью и учтивостью, и Ванесса перестала удивляться, что испанские женщины из высших слоев общества поддерживали миф о своей хрупкости и беспомощности.
— Благодарю вас, — выговорила она, все еще задыхаясь, когда худая загорелая рука ее патрона выпустила ее запястье и она погрузилась в мягкие объятия винно-красных сидений.
— Вы желаете, чтобы верх машины остался открытым, мисс Кэррол?
— Да, пожалуйста. Сегодня такое необыкновенное утро.
— Вам нравится, когда волосы развеваются на ветру? — Он покосился на выгоревшие под солнцем пряди, струящиеся по хрупким плечам, и переключил свое внимание на Барбару. А еще через минуту он уже сидел за рулем, и они катили по аллее фантастически пламенеющих деревьев.
Внезапно у нее перехватило дыхание. В воздухе острова сегодня утром было разлито какое-то колдовство, которое заставляло кровь быстрее бежать по жилам. Ванесса поставила ногу, обутую в сандалию, на толстый ковер, устилавший пол в машине, и ей показалось, что по ее ногам пробежали искры, — так остро она вдруг ощутила, что живет, что молода и здорова. И еще она поняла, что больше не чувствует неприязни к нему, которая то ослабевала, то снова усиливалась в течение всех этих четырех лет. Именно Рафаэлю де Домерику она теперь была обязана тем, что может наслаждаться в полной мере красотой Луенды и остро ощущать, что полна жизни.