Пленница в раю
Шрифт:
Он отчего-то перестал улыбаться, не дав ей насладиться его смущением, потом взял ее за руки, потянул на себя и усадил к себе на колени. Одна рука обвила ее за талию, а другая скользнула по руке до плеча.
Она замерла, не в силах пошевелиться. Казалось, ее видения воплотились наяву: вот он, мужчина, о котором она грезила. Эвелин вспыхнула и перестала дышать, поняв, что он снова читает ее, как раскрытую книгу, прекрасно понимает все, что происходит с ней. Широко раскрытыми глазами она молча смотрела на него.
Его близость притягивала, манила. Она чувствовала тепло сильных рук, державших ее.
Жаркая волна захлестнула ее, охватив обжигающим пламенем все тело. Внезапно испугавшись, она попыталась сопротивляться, но его жесткий, властный рот не дал ей ускользнуть, обратив в ничто все ее слабые попытки протеста.
Его поцелуй то с ненасытной жадностью терзал ее рот, то мягко замирал в какой-то пленительной истоме, и тогда уходили прочь все ее страхи и она отдавалась этому гибельному соблазну, перед которым чувствовала свою беззащитность.
– Раскройся для меня, Эвелин, – настойчиво шептал он, касаясь губами ее дрожащего рта, – раскрой мне свои губы. Как только я их увидел, я захотел почувствовать их вкус.
Она подняла отяжелевшие веки. Его опущенные ресницы скрывали от нее магическую глубину его зрачков.
Она украдкой облизала пересохшие губы и этим едва заметным движением выдала себя. Он улыбнулся, словно она отдавала ему что-то необычайно редкое и ценное, склонился к ней, заставив ее раскрыть ему навстречу губы, и его влажный язык окунулся в их сладкую глубину.
Эвелин прильнула к нему, и по ее телу разлилось упоительное наслаждение. Она положила ладони ему на грудь, пальцами теребя ткань рубашки. Под своими ладонями она чувствовала, как гулко стучит его сердце, сливаясь с бешеными ударами в ее груди. Сознание того, что тайные грезы стали осязаемой реальностью, хмельным вином ударило ей в голову, и ее мысли закружились в безумном хороводе.
Губы его приникли к ее губам, обследуя, пробуя на вкус, полностью подчиняя себе, делая хозяином всех ее ответных реакций.
Казалось, воздух вокруг них гудит, переполненный их страстью, страстью, повелевавшей забыть все предостережения ума и сердца и подчиниться ее дикой стихии. Эмоции, державшиеся в заточении, бурно выплеснулись наружу. Она почувствовала, что ее охватывает неукротимое желание – желание узнать, что значит близость с мужчиной, с этим мужчиной, открыть ему все самые сокровенные уголки своего тела, сдаться в этот сладкий плен, отдаться ему здесь же и прямо сейчас. С ужасом осознавая желания своей плоти, она чувствовала, как пульсирует кровь, как сладко ноет тело, страстно требуя завершенности. Рука, обвившая ее талию, медленно скользнула вверх и дотронулась до ее груди. Она замерла.
– Я не смотрю так на всех женщин, Эвелин. Только на тебя. Когда я смотрю на тебя, это получается само собой.
Эта ложь странной болью сжала сердце. Неужели она научилась так хорошо чувствовать его? Ведь его голос звучит ровно, в нем ничто не указывает на обман. И все-таки она ощутила фальшь. Значит, это не более чем хорошо продуманный экспериментальный спектакль.
– Я вам не верю, – медленно выговорила
– Ты не веришь, что я хочу тебя? – Грудь его беззвучно вздымалась. – Я хочу тебя с той минуты, как только увидел там, в ресторане. Пока я шел через зал, все время чувствовал твой взгляд, но, когда поравнялся с твоим столиком, ты уткнулась в свою тарелку и я увидел только твои ресницы, такие густые и темные на фоне шелковистой матовой кожи, и еще эти манящие губы. Потом мы встретились на рынке. Ты упала в обморок, и, когда открыла глаза, они были похожи на сияющие, чистые изумруды. Эти глаза, эта нежная кожа, шелк волос и мягкие губы – все говорило о скрытой чувственности, о затаенном желании. О боже, Эвелин, когда я говорю, что хочу тебя, это даже в малой степени не передает того, что я чувствую к тебе на самом деле.
Его теплое дыхание щекотало ей щеку. Она подумала о неистовых, беспощадных ураганах и циклонах, время от времени налетающих на эти острова и сметающих все на своем пути. Вот и этот мужчина, подобно урагану, способен причинить ей такие беды, которые она не могла даже себе представить.
Собрав всю волю в кулак, она вырвалась из его объятий.
Он не пытался остановить ее, но его запах, такой мужской и бесконечно притягательный, его стройное крепкое тело рядом с ее мягкой податливой плотью, его гладкая кожа сводили ее с ума. Одного этого было достаточно, чтобы позволить ему делать с ней все, что он захочет.
Теперь с невыразимой ясностью она поняла, почему ее приемные родители, делая свой выбор, с легкостью переступили через нее. Это не означало, что, осознав это, она точно так же могла бы бросить своего ребенка – нет, никогда. Но эти мгновения в его объятиях открыли ей, почему физическая страсть одна из самых могучих сил в мире. Она обращала в прах целые королевства, ломала и губила человеческие судьбы, приводила к падению и гибели династий и религий.
И все же против нее должна быть какая-то защита, ведь разум и логика тоже обладают силой. Именно эта мысль заставила ее встать и нетвердой походкой направиться к двери. Только когда она уже дошла до дверей, он окликнул ее.
– Эвелин.
Она остановилась не оборачиваясь.
Его голос звучал мягко и ровно, но решимость, которая слышалась в нем, заставила ее невольно содрогнуться.
– Ты все равно будешь моей, Эвелин. Однажды я открою для себя все твои тайны, завладею всем, что у тебя есть, всем, что ты есть.
Его холодная самонадеянность, его уверенность в том, что он рано или поздно добьется своего, разозлила и напугала ее. Она сделала глубокий вдох и процедила сквозь сжатые зубы:
– Этого не будет.
– Посмотрим…
Не успела она и глазом моргнуть, как он в одно мгновение оказался у нее за спиной, резко развернул ее к себе и, взяв за подбородок, притянул ближе, пристально вглядываясь в ее лицо, пытаясь прочитать на нем нечто очень важное для себя. В этом взгляде было что-то первобытное, что-то дикое и хищное.
– Я думаю, ты прекрасно знаешь, как действуешь на большинство мужчин. И я не исключение. Я хочу увидеть, что скрывается за этими ресницами, хочу целовать эти губы до тех пор, пока они сами не раскроются мне навстречу в безумном желании.