Пленница
Шрифт:
— Я хочу доказать, что его обвинили ложно.
— Ты хочешь, чтобы он вернулся? — Лукас печально посмотрел на меня. — Я очень хорошо тебя понимаю. — Вид у него был мрачный, словно его раздирали противоречивые чувства. Потом он спросил: — Какие открытия тебе уже удалось сделать?
— Я узнала о пьяном матросе.
— О ком?
— Его звали Томас Перри. Он упал со скалы и утонул.
— Подожди минутку. Я что-то об этом слышал. В то время это вызвало настоящую шумиху. Он был не из местных… из Лондона, я думаю. Напился и упал со скалы. Теперь я вспомнил.
—
— Что! Муж великолепной Мирабель?!
— На слова Кейт нельзя полагаться. Она любит фантазировать. Она сказала, что видела его однажды на рынке в Апбридже. Он расспрашивал у людей, знает ли кто-нибудь рыжеволосую женщину по фамилии Перри, которая приехала с маленькой девочкой. Кейт сильно испугалась и спряталась за женщину, с которой была, за мать своей маленькой приятельницы. Очевидно, она вспомнила своего отца, который грубо с ними обращался. Кейт боялась его.
— А потом его нашли у подножия скалы.
— Всё вроде бы случайно. Но если Мирабель собиралась замуж за сына Пэрриваля, то появление мужа, который считался умершим, испортило бы её планы.
— Да и для Мирабель было гораздо удобнее, чтобы он оказался у подножия скалы, а не доставлял ей неприятности. В этом есть смысл.
— Понимаешь, я полагаюсь только на слова Кейт. А это мало что значит. Я спросила, рассказала ли она матери, что видела его. Она сказала — нет. Но Кейт рассказала об этом дедушке, майору Даррелу. Он ответил ей, что она ошиблась и не стоит об этом никому говорить, потому что это расстроит её мать. А отец её утонул в море.
— Почему же девочка считает, что этот матрос её отец?
— Она странный ребёнок, фантазёрка. Я подумала, может, она скучает по отцу, поэтому и придумала себе его.
— Но у неё есть отчим, сэр Тристан.
— Он не очень-то обращает на неё внимание. Она придумала для него прозвище, довольно презрительное. Хотя она ко всем относится презрительно. Может, она видела, как люди кладут цветы на могилы, и придумала себе отца. У моряка не было родственников, которые положили бы на его могилу цветы.
— Вполне правдоподобно, но как это может помочь решить проблему Саймона Пэрриваля?
— Не знаю. Но предположим, что убийство совершил кто-то из нынешних обитателей дома. Человек, совершивший одно убийство, не остановится перед другим. Может, это части единого целого. — Он посмотрел на меня с некоторым раздражением. — Я знала, что ты так отреагируешь. Просто я думала, может, ты мне поможешь.
— Помогу, — сказал он. — Но я не думаю, что мы чего-нибудь добьёмся. Саймон, как представляется, завидовал братьям. Одного из них он в ярости убивает, а второй застаёт его на месте преступления. Вот так. А что касается матроса, тут ты, может быть, права. Ребёнку захотелось отца, она и придумала себе его.
— Она срезала выставочные розы садовника, чтобы положить на его могилу.
— Вот видишь.
— И всё равно.
— И всё равно… — повторил он,
— Что именно?
— Выяснить о нём, что можно. Кто он? Кто была его жена? Потом, если окажется, что это не кто иной, как нынешняя леди Пэрриваль, можно считать, мы вышли на какой-то след. И если от него действительно кто-то избавился, чтобы не было неприятностей, то существует вероятность, что этот «некто» совершил и другое убийство.
— Я знала, что ты поможешь, Лукас.
— Итак, начинаем приподнимать завесу тайны, — драматичным голосом сказал он.
— С какого утла?
— Я отправлюсь в Лондон. Просмотрю архивы. Какая жалость, что нет Дика Дювейна. Он бросился бы на поиски с большим энтузиазмом.
— О Лукас! Я так благодарна.
— Я тоже тебе благодарен. Это скрасит монотонное течение дней.
Я вернулась в Пэрриваль Корт в приподнятом настроении.
Я правильно поступила, что доверилась Лукасу.
* * *
Лукас отсутствовал три недели. Каждый день я ждала от него известий. Кейт по-прежнему доставляла мне трудности, но уже не делала попыток увильнуть от уроков. Мы вместе читали, обсуждали прочитанное, и я больше не упоминала о могиле моряка, которую она продолжала навещать. Кейт больше не рвала цветы из сада, а предпочитала собирать полевые.
Через несколько дней после отъезда Лукаса в Лондон меня нашла Мария, служанка старой вдовы, и сказала, что леди хочет поболтать со мной.
Мария была из тех слуг, которые, находясь в услужении у своих хозяев долгое время, считают себя привилегированными особами. Более того, хозяева к ним так привыкают, что слуги видят с их стороны такое отношение, какое хочется им. Они считают себя «членами семьи». Что касается Марии, то мне просто повезло, что именно она оказалась служанкой леди Пэрриваль.
Я впервые попала в эту часть дома.
Мария встретила меня, прижав палец к губам.
— Она спит, как сурок. С ней всегда так. Пригласит кого-нибудь, а когда люди приходят, — умирает для всех окружающих.
Она кивнула мне и открыла дверь. В комнате в огромном кресле дремала леди Пэрриваль. Голова её свесилась на бок.
— Не будем пока её беспокоить. У неё была плохая ночь. Иногда с ней такое случается. Её мучают кошмары о сэре Эдварде. Он был немножечко тираном… Знаете, она всё никак не может успокоиться. Ляжет — встанет. И так всю ночь. Иногда становится такой, как прежде. А то всё думает о чём-то…
— Может, прийти позднее?
Она покачала головой.
— Посидите здесь немножечко. Когда она проснётся, позвонит в колокольчик или постучит палкой. О, Боже мой, она уже не та, что раньше. Думаю, такое со всеми происходит, когда наступит время. Она кивнула. — Я была с ней, когда она уезжала с юга. Как мне не хотелось покидать Йоркшир. Бывали там, мисс Крэнли?