Пленник дуба
Шрифт:
«И даже ты. Что бы ни ждало нас в грядущем — сегодня я прощаю всех…»
Наконец Моргейна подняла чашу и сама сделала глоток. Вода Священного источника показалась ей сладкой. И хотя Моргейна видела теперь, как едят и пьют все остальные, но все же, положив в рот кусочек хлеба, она почувствовала вкус медовых лепешек, тех самых, что пекла Игрейна еще в те времена, когда маленькая Моргейна жила в Тинтагеле.
Моргейна поставила чашу на алтарь, и та засверкала, подобно звезде…
«Пора! Давай же, Врана, — настал миг Великой магии! Чтоб перенести Авалон за грань этого мира,
Моргейна почувствовала прикосновение Враны, сильные, цепкие руки — и ощутила за руками Враны иные, неведомо чьи… Огромные крылья взметнулись в последний раз, могучий порыв ветра пронесся по залу, и все стихло. Сквозь окна хлынул дневной свет; алтарь был пуст — остался один лишь смятый белый покров. Моргейна заметила бледное, испуганное лицо епископа Патриция.
— Господь посетил нас, — прошептал епископ, — и сегодня мы пили вино жизни из Святого Грааля…
Гавейн стремительно вскочил.
— Но кто похитил священный сосуд?! — вскричал он. — Мы видели, как он исчез… Клянусь, что отправлюсь на поиски и верну Грааль в Камелот! И я проведу в этих поисках год и день, если только не пойму…
«Конечно, это должен был оказаться Гавейн, — подумала Моргейна. — Он всегда первым бросался навстречу неизвестности!» И все же его горячность сыграла на руку Моргейне. Галахад поднялся на ноги; он был бледен, и лицо его светилось от волнения.
— Год, сэр Галахад? Я клянусь, что потрачу на эти поиски всю свою жизнь, если потребуется, и не успокоюсь, пока вновь не увижу Святой Грааль!..
Артур вскинул руку и попытался было что-то сказать, но всех уже охватило нервное возбуждение: все заговорили одновременно, что-то выкрикивая, перебивая друг друга, спеша тоже дать обет.
«Теперь этот поиск станет им милее всего на свете, — подумала Моргейна. — Все войны выиграны, в стране царит мир. А ведь даже римские императоры в промежутках между войнами отправляли свои легионы строить дороги и захватывать новые земли. И вот теперь им кажется, что это деяние снова объединит их и зажжет прежним пылом. Они вновь стали соратниками, рыцарями Круглого Стола — но в погоне за Граалем они рассеются по всему свету… во имя того самого бога, которого ты предпочел Авалону, Артур! Богиня вершит свою волю, как считает нужным…»
Встал и заговорил Мордред, — но сейчас внимание Моргейны было безраздельно приковано к распростершейся на полу Вране. Толпившиеся в том же углу крестьянки никак не могли унятся — все говорили о тех прекрасных яствах и питье, что они отведали, пока на них действовали чары котла Керидвен.
— Это было белое вино, сладкое и душистое, словно свежий мед и виноград… Я его пробовала всего раз, давным-давно…
— А у меня был сливовый пирог, с начинкой из слив и изюма,
Но Врана лежала недвижно, бледная, словно смерть, и, склонившись над подругой, Моргейна поняла то, что в глубине сердца своего знала с первого взгляда. Бремя Великой магии оказалось чересчур тяжким для истерзанной страхом жрицы. Врана, отдавшись Великой магии, продержалась до тех пор, пока Грааль не перенесся на Авалон. Позабыв о себе, она выплеснула все свои силы, без остатка, чтоб поддержать Моргейну, ставшую на краткий миг воплощением Богини. А затем, когда божественная сила ушла — с нею ушла и жизнь немолодой женщины. Моргейна упала на тело подруги, раздираемая горем и отчаяньем.
«Я убила и ее! Воистину — ныне я убила последнего человека, которого любила… Матерь Керидвен, ну почему на ее месте не оказалась я? Мне незачем больше жить и некого любить, — а ведь Врана никогда в жизни не причинила вреда ни единому живому существу».
Моргейна заметила, что Нимуэ сошла с возвышения — девушка сидела рядом с королевой, — и принялась о чем-то сердечно беседовать с мерлином, а потом доверительно коснулась его руки. Артур разговаривал с Ланселетом, и у обоих по лицу текли слезы; потом они обнялись и поцеловались, как в юные годы. Затем Артур покинул Ланселета и пошел по залу.
— Все ли в порядке, народ мой?
Все наперебой спешили рассказать королю о волшебных яствах, но когда он подошел поближе, кто-то воскликнул:
— Артур, мой лорд, — тут глухонемая старуха! Она скончалась, — не выдержала таких переживаний.
Артур подошел к Моргейне, продолжавшей прижимать к себе бездыханное тело Враны. Моргейна не подняла головы. Вот сейчас он узнает ее, закричит, обвинит в колдовстве…
— Это — твоя сестра, добрая женщина?
Голос Артура звучал мягко, но отстраненно. «Конечно, — подумала Моргейна, — ведь сейчас он говорит не с сестрой, не со жрицей, не с женщиной, равной ему по положению — перед ним всего лишь старая крестьянка, согбенная, седая, в обносках».
— Я соболезную твоему горю. Но Бог забрал ее в благословенный миг, и ангелы Господни вознесли твою сестру на небо. Если хочешь, оставь ее здесь для погребения. Ее похоронят в церковном дворе.
Столпившиеся вокруг женщины затаили дыхание. Моргейна и сама понимала, что Артур предложил ей величайшую милость — как он сам это понимал. И все же ответила, продолжая скрывать лицо под капюшоном плаща:
— Нет.
А потом, словно подчиняясь неясному порыву, Моргейна подняла голову и взглянула в глаза Артуру.
Они слишком сильно изменились… она сделалась старухой — но и в Артуре мало что осталось от юного Короля-Оленя…
Узнал ли ее Артур? Это навеки осталось для Моргейны загадкой. На миг их взгляды встретились, а затем король мягко произнес:
— Так значит, ты хочешь забрать ее домой? Что ж, будь по-твоему. Скажи моим конюхам, чтоб тебе дали лошадь, — покажешь им вот это. — И он вложил в руку Моргейне свое кольцо. Моргейна опустила голову и крепко зажмурилась, чтоб удержать слезы, а когда она снова выпрямилась, Артур уже отошел.