Пленник волчьей стаи
Шрифт:
Атувье поправил колчан со стрелами и тут только вспомнил, зачем он пришел в эту долину. Ой-е, вот сейчас бы он мог подойти близко к быкам и убить их. Но он только подумал об этом и сразу прогнал нехорошую мысль. Нет-нет, ни один чаучу не посмеет убить быка во время брачного боя. Духи сурово покарают каждого», кто прольет кровь быка в этом бою. Даже волки не трогают быков-соперников.
Между тем серый начал крутить головой.
«Сдает серый, прямой напор ему не под силу. Однако и отступать не хочет. Из последних сил держится. Никому не хочется быть побежденным...» — размышлял Атувье.
А соперник, почуяв слабость серого, напирал. И серый сдался. Не сразу, но сдался: он еще раз покрутил головой и резко отскочил назад, повернулся и отошел от соперника.
Победитель стоял, высоко подняв
Бой быков окончился, и Атувье снова стал охотником. Он знал: только терпение может принести удачу. И он дождался. Когда солнце стало клониться к зубцам хребта, к сопке направился серый бык. Тот самый, который уступил в брачном бою. Бык подходил все ближе и ближе. «Духи справедливы, выгнали побежденного на меня»,— подумал Атувье и натянул тетиву... Стрела вошла под левую лопатку. Олень словно споткнулся, потом выпрямился, рванулся вперед и, пробежав немного, завалился на бок.
Атувье поспешил к добыче. Выдернув стрелу, он припал к теплому алому ручейку. Как давно он не пил теплой оленьей крови!
Все чаучу знают, что дорога к яяне всегда короче, чем от нее. Да еще если возвращаешься после удачной охоты. Атувье нес тяжелый мешок с самыми лучшими кусками оленя, но совсем не уставал. Скорее, скорее к яяне, к Тынаку! Пусть жена наестся оленины. Жена и сын. «Ой-е, я все-таки добыл оленя! Я — удачливый охотник! — поторапливал он себя хвалебными словами. — И еще добуду. Теперь я знаю, где проходят тропы поднебесных».
С достоинством удачливого охотника подходил он к яранге. Еще издали заметил он дым костра. Если горит огонь в очаге яяны, значит, в яяне все спокойно.
Однако, вопреки примете, он ошибся. Сперва его насторожило то, что Черная спина не встречает его, хотя волк должен был уже давно услышать шаги хозяина. Ведь он обязан был находиться неотлучно возле яранги, возле Тынаку. Жена на месте — сидит на корточках возле костра, спиной к мужу, но где Черная спина? «Э-э, зачем я плохо думаю,—обозлился на себя Атувье.—Черная спина, наверное, где-нибудь охотится рядом и сейчас выбежит».
Тынаку, услышав шаги, вскрикнула, испуганно обернулась и сразу же заулыбалась.
Атувье встревожился — в глазах жены он увидел слезы.
— Почему ты плачешь? — вместо приветствия спросил Атувье и положил у ее ног сначала голову оленя, затем мешок с мясом и свернутую шкуру.
Тынаку стыдливо вытерла кулачками слезы (ведь она была еще совсем недавно девчонкой) и, хлюпнув, тихо ответила:
— Черная спина убежал от нас. Его увели за собой собратья в первую ночь, которую я провела без тебя.— Она смотрела на мужа и совсем не радовалась его удачной охоте. Только северный человек может понять другого северного человека, когда у того пропадает любимая собака. А Черная спина был хоть и волком, но зато каким волком! Лучше всякой умной собаки. Он стал для Атувье и Тынаку равноправным членом их семьи, их защитой, их помощником. — Ты удачно поохотился,— похвалила мужа Тынаку и оттащила голову оленя к обрубку ствола тополя, на которой разделывала мясо и рыбу. Вернувшись к костру, налила в миску жирной ухи, поставила ее перед мужем и повесила чайник над огнем. Атувье даже не взглянул на еду. Он всматривался в глубь леса, но ничего не видел. Мысли его были далеко отсюда... Он в который раз вспоминал то утро в сопках, когда Черная спина дрался с собратьями. Дрался, чтобы спасти его, человека, пленника стаи.
...А Черная спина в это время был далеко от яранги. Волк радовался свободе! Его сильное, гордое сердце пело песню радости — рядом с ним по тундре рыскала белая волчица. Это она, красивая белая волчица, с густым боа на шее и груди, подала ему голос в ту самую ночь, когда Тынаку осталась одна. И Черная спина, повинуясь зову плоти, зову крови, откликнулся и... убежал к ней, покинув логово человека и его подруги.
Еще весной белая волчица потеряла супруга — его убили человеки, охранявшие оленей. Она родила четверых волчат, но волчат сожрала росомаха, когда она, волчица, ушла после родов на охоту. Белая волчица металась в поисках детей, но, кроме следов вонючки и трусливых длинноухих, она не нашла других следов. Мать долго тосковала, но жизнь постепенно заставила
Не отлучись Атувье, Черная спина, возможно, и устоял бы от соблазна, не бросился бы сразу на зов волчицы. Кто знает, может быть, прошла бы еще не одна ночь, прежде чем он решился бы уйти от человека-друга. Он все равно бы ушел, не сейчас, так после, когда после Долгого Холода ветры приносят первые запахи талой воды. Нет преграды зову плоти. Ведь и его мать, полуволчица Дарка, откликнулась на зов Вожака волчьей стаи. Но белая волчица подала голос в ту ночь, когда Черная спина терзался от обиды на хозяина, который не взял его на охоту. Обида придала Черной спине решимости, и он сделал то, о чем уже не раз думал... Он ушел от подруги хозяина, который отзывался на ее странный зов — А-а-ту-у-у-вье. В этом призыве-звуке волку были понятны лишь звуки «а-а» и «у-у». Из них складывался отзыв одинокого волка на зов вожака стаи.
...Атувье все смотрел и смотрел вдаль, но ничего не видел. Многое вспомнил, всматриваясь в самого себя, о многом передумал. Теперь ему трудно будет охотиться. Э-э, да разве Черная спина только помощник в охоте? Нет, он не простая собака. Черная спина — друг, а без такого друга плохо жить в стране чаучу, если люди прогнали тебя.
Тынаку хлопотала возле костра. Она очень обрадовалась, что наконец-то поест любимого мяса. Развязав мешок, достала из него печень, сердце, почки, разрезала их на куски и бросила в котел с водой. Не все — котел был мал. Ой, плохо, что котел маленький, но она знала, что муж обязательно оставит и ей вареного мяса. Атувье хоть и большой, однако добрый, заботливый. Он всегда отдает ей самые лучшие куски. Хороший муж. Правда, совсем мало разговаривает с ней, зато много делает и совсем не ругается на нее.
Она молча радовалась, не мешая мужу думать. Мужа не надо отвлекать пустыми разговорами. Когда муж думает, он работает головой, а это очень трудная работа. Она сама знает, как трудно решить, что делать завтра и потом. «Ой-е! — спохватилась Тынаку.— Муж удачно поохотился, и надо устроить благодарственный праздник». Она принялась готовить толкушку: нарезала мелкими кусочками вяленую рыбину, положила в миску ягоды, затем срезала уже увядший стебель пучки, располовинила ножом окостеневший стебель и вынула оттуда немного мякоти, любимой пищи оленей, и тоже положила ее в миску. Деревянной толкушкой старательно размяла содержимое миски, и получилась хорошая толкуша. Так делали многие семьи в стойбище, когда кто-то из мужчин добывал медведя, дикого оленя или горного барана. Ведь добытчик приносил мясо! Если убивали медвёдя, то толкушу делали из рыбы и ягод, шишки или брусники — любимой пищи кайнына. Если охотник добывал барана или оленя, добавлялась мякоть пучки — любимой пищи рогоногих... Вот и она решила устроить благодарственный праздник.
А Атувье все думал, как же теперь он будет охотиться без верного волка? «Завтра надо будет снова уйти в ту долину,—размышлял он.—Мяса теперь хватит надолго. Еще медвежатину не съели- Однако надо добыть еще шкуры. Моя кухлянка совсем плохая, рубашка худая, торбаса вытерлись. Да и у Тынаку летние торбаса, а в чем она зимой ходить будет?»
— Завтра я снова пойду в долину Круглого озера,— сказал Атувье и стал есть толкушу.
Тынаку исподлобья посмотрела на уставшего мужа и помешала оленину ложкой из клыка моржа. Эту ложку подарил отцу его родственник, живший на берегу моря. Береговые умеют вырезать из моржовых клыков разные хозяйственные вещи и игрушки. Когда Тынаку была маленькой, у нее были две игрушки из кости — белый олененок и белый медвежонок. Тынаку их очень берегла, но в голодный год отец выменял за них голову оленя у соседа Опона.