Пленник волчьей стаи

Пшонкин Юрий Александрович

— Я шел день и ночь и опять догнал косяк, но по­шел снег. Он спрятал мои следы,— продолжал Атувье.— Когда я хотел повернуть косяк, то понял, что не знаю обратной дороги. У меня кончилась еда, а снег спрятал съедобные корешки. Я остался с оленями.

— А где твое ружье? — спросил Тайнав, младший сын Килькута, стройный, длинноногий юноша.

Атувье смутился.

— У меня нет ружья. Я отрабатывал за долги отца,— ответил он, и всем стало ясно, что парень — из очень бедной семьи.

— Ты много говоришь,—рассердился на сына Киль­кут. Ему было стыдно перед гостем, что его младший,

сын задал нехороший вопрос.

— Где же теперь твой косяк? — спросил малооленный человек Чайвына. Он пас своих семерых оленей в стаде Килькута.

— Сохжой перехитрил меня, в пургу он увел косяк. Он увел его ночью. Я спал.

Кинин откровенно ухмыльнулся. Он был. хромой и, как все калеки, завидовал черной завистью здоровякам.

— Почему же ты не пошел снова искать оленей? Они не могли уйти далеко в пургу.

Атувье часто задышал. Злоба поднималась в его гру­ди. Какой нехороший человек, нарушает обычай предков, выпытывая у гостя то, чего гость, может быть, не желает говорить. У каждого человека есть то, о чем он может не говорить другим, особенно незнакомым. Но он честно ответил:

— К косяку подошла стая хвостатых. Наверное, сох­жой почуял хвостатых еще раньше и потому увел оленух подальше от них и... от меня.

— А хвостатые? Почему они не тронули тебя? — уди­вился Тайнав.

Килькут резко повернулся к младшему.

— Тебе пора в стадо. Беги, тебе много надо бе­гать,— приказал он.

Тайнав съежился, испуганно заморгал, потом схватил стоявшее у входа копье и быстро вышел.

К костру приблизилась красивая девушка в нарядной кухлянке, расшитой бисером. (Атувье видел ее у яранги в другой кухлянке, старой.) Девушка повесила над огнем еще один котел — с водой. Как и две другие женщины, во время разговора мужчин она не обронила ни одного слова (женщины при госте говорят тогда, когда их спро­сят), но Атувье заметил, что красавица не раз игриво посматривала на него. «Наверное, это и есть невеста Вувуна. Красивая»,— почему-то с завистью подумал Атувье.

— Что теперь будешь делать? Куда пойдешь? — вернул его к беседе Килькут.

Атувье замялся, посмотрел на Кинина. Кинин поту­пился, потянулся к костру, поправил головешку.

— Не знаю. Пойду домой,— пробормотал сын Иви­гина.

— На лапках? — усмехнулся старик.— Не дойдешь. Большие камни тебе не перейти, а стойбище Каиль — там,—Килькут показал на вход яранги, в проеме кото­рой белели вершины гор.—Тебе надо идти берегом Вы- венки, в нее впадает наша река,— он снова указал рукой на вход.— Вывенка приведет тебя к морю, и ты пойдешь берегом на Аянку ^[32] . По берегу дойдешь до устья Апуки . Очень длинная дорога.

32

А я н к а — Полярная звезда (коряк -чукотск.).

— Энпеклав, но я же пришел в твою ярангу с дру­гой стороны! — воскликнул Атувье.

Килькут ухмыльнулся: молодые совсем плохо запоми­нают дорогу.

— Если бы твои следы остались, я сказал бы: «Иди». Но твои следы давно под снегом. Даже я не

знаю, как дойти до твоего стойбища по тем местам, где ты ходил с оленями,— Килькут помолчал. Он догадывался, что от него хочет услышать гость. Молчать долго не­прилично хозяину, и Килькут продолжал: — Если бы у тебя была упряжка, то и тогда ты долго бы ехал по берегу Вывенки к морю и дальше. — Этим самым он дал понять гостю, что не собирается давать ему своих ездовых оленей. Вырастить ездового оленя, научить его долгому бегу — трудное дело, долгое дело. И потому только близкому человеку чаучу мог одолжить упряжку.

Атувье и сам понял: рассчитывать на упряжку ездо­вых ему нечего. Почему старик должен отдать своих: оленей? Ему, пришедшему с другого конца страны чаучу, ему, даже в далеком родстве не состоявшему с Кильку- том.

Старик закашлялся. Отдышавшись, сказал:

— Если хочешь, живи с нами. После отела мы будем кочевать к морю, чтобы олени напились соленой воды. По берегу моря ты быстро дойдешь до устья Апуки.

— Отец, он может с пастухами инива ^[33] Аписа откоче­вать к морю и раньше,— буркнул Кинин. Инив Апис гонял свое стадо ниже по Вывенке. Почти рядом, если бежать — семь остановок делать. Кинину жалко было мя­са, которое этот богатырь будет есть вместе со всеми: большому человеку надо много мяса.

33

Инив — брат отца.

Килькут неодобрительно посмотрел на старшего сына. «Жадный»,—подумал он, а сказал другое.

— У гостя плохая одежда для кочевки,— кивнул на изодранную кухлянку, на торбаса, сшитые из камуса и кусков медвежьей шкуры. «Очень бедный человек. Ой, бедный»,—Для дальней дороги нужна хорошая одежда и крепкие торбаса, а у Аписа мало оленей.

— Отец, а может, гостя заберет с собой богач Элевье, когда приедет за шкурами? Элевье живет на побе­режье,— настаивал Кинин.

— Я сказал: в этот раз ты поедешь менять шкурки на товары. Элевье шибко обманывает. Когда он приедет за шкурками и не получит их, шибко злым сдела­ется. Поедет к другим. Зачем ему лишний человек на нартах?

— За одежду и еду я отработаю,—успокоил Атувье жадноватого старшего сына Килькута.

И Атувье остался жить у Килькута.

* * *

Атувье старательно отрабатывал за еду и кров Киль- куту. Он караулил по ночам стадо, рубил дрова, ставил петли на зайцев, капканы на горнаков, лисиц.

Все были довольны новым работником. Даже Кинин перестал коситься. Все, кроме крепыша Вувуна. От парня не ускользнули завлекательные взгляды невесты Ненак, которыми она одаривала высокого красивого пришельца. И хотя Атувье еще в первый вечер рассказал о жене Тынаку и сыне Тавтыке, Вувун все равно ревновал. Э-э, кто не знает, что если девушке приглянулся муж­чина, она не посмотрит ни на что. Может и без выкупа убежать с ним. Такой сильный мужчина, как Атувье, может прокормить и двух жен. «И зачем мы встретились с ним? — досадовал поникший Вувун.—Лучше бы я по­шел другой тропой».