Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г.
Шрифт:
— Интересно, куда же она уходит? Просачивается в землю или образует под скалами водоем? — словно сам себя спросил Ашот.
— Тает — то он тает, но тропинки все не открываются. Вот как ветер занес их! Все сровнял! — мрачно сказал Саркис.
Ему никто не возразил. Все знали: снега скопилось на Дьявольской тропе столько, что он и до весны не сойдет. Ходить по нему опасно: один неосторожный шаг, малейшая потеря равновесия — и скатишься в пропасть. А потерять равновесие на такой тропе нетрудно: если снег подмерзнет — поскользнешься; если начнет таять — провалишься. И так пропадешь и этак. Одно оставалось ребятам: организовать
Как долга ноябрьская ночь. Сидя вокруг костра, ребята тихо беседовали, а перед пещерой бегал Бойнах и нещадно на кого — то лаял.
Асо постелил у костра свой аба, высыпал на него из кармана несколько горстей шиповника и, отсчитывая ягодку за ягодкой, разделил на пять равных частей.
Шиповник? Да ведь это спасение!
— Откуда? — спросил Ашот.
— Сверху. Немного только: этот негодяй медведь раньше нас нашел.
— Здесь ходят медведи? — шепотом спросила Шушик.
— Нет, следы старые. Он был тут, видно, несколько недель назад и поломал все кусты. И желуди он подобрал и, вероятно, грецкие орехи. Ни одного не оставил, косолапый!
— Ничего, пускай себе жиреет — тем приятнее нам будет его есть, — успокоительно сказал Гагик. — Или вы, может быть, сомневаетесь в этом?
Никто не отозвался. Все внимание было поглощено шиповником. Он раздразнил голодные желудки и окончательно лишил ребят сна.
Сидя рядом с Шушик, Гагик беспрестанно шутил, стараясь подбодрить товарищей.
— Смотрите, ребята, передо мной лето, позади меня — зима. Странный климат!
И в самом деле: перед Гагиком было «лето» — жарко пылал костер, а сзади обдавало морозцем.
— А слева у тебя весна, — взглянув на Шушик, засмеялся Ашот.
— Да — да, Ашот-джан! И еще какая весна! С розами, с фиалками.
Шушик снисходительно улыбнулась шуткам товарищей, но чувствовала она себя плохо: все тело болело и ныло, особенно спина, а голод томил просто безжалостно.
Асо вытащил из — за пояса вырезанную из тростника свирель — вечную спутницу пастуха — и стал наигрывать на ней мягкие, печальные курдские мелодии. Порой мальчик слегка охрипшим, но приятным голосом напевал:
Ло, ло, ло, ло… Слушайте меня, Эй, горы, Эй, скалы!.. Я открыл вам свое пламенное сердце. Могут ли ваши ветры погасить огонь, Который горит в нем? Ло, ло… Может ли ваша прохлада Осушить слезы моих глаз? Как ручьи Бингел-горы, они бегут вниз… Ло, ло, ло…— Э, Асо, так не годится! В твоих песнях звучит просто отчаяние, — заметил Ашот. — Нам и без того невесело.
Курд — пастушок улыбнулся, и на его покрытом бронзовым загаром лице ярко блеснули крупные белые зубы.
— Отчаяние? Нет, зачем же мне отчаиваться, когда у меня есть такие товарищи, как вы? Знаете ли вы, что такое товарищ? С товарищем и смерть мила… Это песня Хчезаре. Она говорит своему любимому Сиабандо: не ходи за диким быком, не ходи. Если ты охотник, твоя добыча — я. Не ходи! Не послушался ее Сиабандо. Молод был, влюблен. Кровь в нем кипела. Погнался он за диким
Мгла окутала гору Сипан, но и во мгле разыскала Хчезаре своего яра. [10] Нашла и стала плакать над ним, а Сиабандо стонет и говорит ей: «Не плачь, Хчезаре, не плачь, моя дорогая…»
Отвечает ему Хчезаре:
«Ах, как мне не плакать, Когда я слышу твой вздох, Когда я слышу твой стон, Сиабандо?… Камнями покрыта вершина Сипана, На вершине лежит прозрачное озеро. Его водами я омою твою рану, Попрошу солнце стать ей бальзамом, Мой Сиабандо…»10
Яр — милый, любимый.
Глубокой печалью звучала в устах пастушка Асо песня бедной Хчезаре. С волнением слушали ее ребята.
В пещеру вошел Бойнах. Он лег, положив голову на лапы, и, казалось, тоже внимательно слушал. Пес был спокоен и невозмутим: если хозяин играет на свирели и поет — значит, стаду не грозят волки. Значит, все в порядке.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О том, что произошло в селе Айгедзор, когда там было получено злосчастное письмо
Село Айгедзор расположено на левом краю Араратской долины. По самому его имени — Айгедзор [11] — видно, что село лежит в ущелье и что в нем много садов. Небольшой горный ручей орошает верхние сельские сады, а канал, проложенный из Аракса, несет воду хлопковым плантациям, раскинувшимся на равнине перед селом.
Веселое село! Да и как не быть ему веселым, если осенью в погребе у каждого колхозника стоит по два — три караса [12] с вином из своего сада! И вина не становится меньше, хоть председатель колхоза Арут из года в год старается урезывать площадь приусадебных участков.
11
Айгедзор — садовое ущелье.
12
Карас — огромный, в рост человека, глиняный кувшин.
До самого октября в каждом дворе, под каждой крышей, широко раскрыв свои зевы, сушатся на солнце большие глиняные кувшины. Только их и видишь повсюду. А сейчас, в ноябре, обойди весь Айгедзор — ни одного караса! Наполненные «солнечным соком» Араратской долины, они ожидают в погребах праздничных дней.
Как только окончатся все приготовления к октябрьским торжествам, колхозники с глиняными чарками в руках войдут в свои погреба и впервые снимут крышки со своих кувшинов. Пьянящий аромат вина будет кружить головы — вот — вот, кажется -, потеряешь сознание.