Пленники надежды

Джонстон Мэри

— Змея на то и змея, чтобы изливать свой яд, — невозмутимо сказал он. — Так что тебе не удастся меня уязвить.

— Змей надо давить, — послышался голос рядом с ним.

Это произнес сэр Чарльз Кэрью, вышедший из-за валунов, рассыпанных по склону, спускающемуся к реке. В руке у него была шпага, которой он пронзил мулата насквозь. Негодяй рухнул на землю и после недолгих корчей затих навсегда.

Из леса донеслись крики, за которыми последовал мушкетный залп. При этом звуке полдюжины остающихся на плато дикарей повернулись и бросились бежать вниз, но их встретили взбегающие на холм англичане. Какое-то время окутанные сумраком поляны, невысокие холмы и грозные утесы оглашал шум схватки: мушкетные выстрелы, крики белых и вопли дикарей. Но вскоре эти последние стали тише, реже, затем стихли совсем — прошло всего десять минут, но все воины уже были убиты и не осталось никого, кто мог бы воротиться в их деревню в Голубых горах.

Они пролили много крови, и им отплатили их же монетой.

На вершине холма сэр Чарльз вложил свою шпагу в ножны и подошел к побледневшей Патриции, стоящей неподвижно перед валуном.

— Я подоспел вовремя, — сказал он. — Слава Богу!

Но она, словно не замечая его протянутых рук, смотрела мимо него на Лэндлесса. Лицо ее застыло, в глазах читался немой вопрос. Годфри встретил ее взгляд, и в его собственных глазах она прочла отчаяние, отречение, железную решимость — и прощание.

— Вы явились вовремя, сэр Чарльз Кэрью, — молвил он. — Еще немного, и было бы поздно. Вы найдете даму в добром здравии, хотя эти последние события, как вы могли заметить, ее и потрясли. Полагаю, она скажет вам, что я обращался с нею с уважением и сделал для нее все, что мог… Сударыня, опасность миновала. Возьмите же себя в руки и поговорите с вашим родичем и спасителем.

Его голос и осанка были полны спокойного достоинства человека, который уже ни на что не надеется и ничего не боится, а в глазах, прикованных к ней, читалось повеление.

— Поговорите со мною, кузина, скажите, что вы мне рады, — сказал сэр Чарльз, упав перед нею на колено.

По телу ее пробежала дрожь, и она оторвала взгляд от недвижного бледного и бесстрастного лица Лэндлесса и посмотрела на темнеющую реку и вечернюю звезду, безмятежно сияющую над суетным миром.

Наконец она заговорила:

— Я была далеко-далеко от этого мира, кузен, так что простите меня, если я, по-вашему, воротилась в него с некоторым запозданием. Я, конечно же, благодарю вас — сердечно благодарю — за то, что вы спасли мою жизнь, которая мне так дорога.

Она со странной улыбкой протянула ему руку, и он припал к ней губами.

— Дражайшая кузина, ваш отец находится внизу. Давайте спустимся к нему. Что же до этого… джентльмена, — продолжил он, повернувшись к Лэндлессу с улыбкой, более похожей на гримасу, — то я сожалею, что обстоятельства не позволят нам вознаградить его так, как следовало бы вознаградить хранителя (и я уверен, вполне благонадежного) столь драгоценного сокровища. Но полковник Верни сделает — как и я сам — все, что можно. Мне прискорбно видеть, что он ранен. Если он мне позволит, я пришлю ему своего камердинера, который находится внизу и отворяет кровь так искусно, как никто другой в наших трех королевствах. Пойдемте же, сударыня.

Он низко и церемонно поклонился Лэндлессу, который также отвесил ему учтивый поклон, и протянул руку Патриции. Она поглядела на Лэндлесса широко раскрытыми темными глазами, затем, повинуясь повелению в его собственном взгляде, повернулась и пошла прочь, не произнеся ни единого слова и ни разу не оглянувшись.

Краски заката на западе потухли, и россыпь звезд на небе становилась все гуще, когда Лэндлесс заметил, что рядом с ним стоит надсмотрщик Вудсон.

— Из всех арестантов, которых я перевидал на своем веку, укараулить тебя было труднее всего, — мрачно изрек он, но в его тоне прозвучало некоторое уважение к тем качествам, из-за которых человека, сидящего у его ног, было так трудно "укараулить", — но думаю, теперь тебе от нас уже не уйти. Считай, что на тебя уже надели кандалы.

Лэндлесс улыбнулся.

— На сей раз я не убегу. Но скажите, как вы оказались здесь? Ведь вас отправили обратно на плантацию.

— Ох, и досталось же мне, когда мне пришлось доложить сэру Уильяму, что ты сбежал. Но майор Кэррингтон замолвил за меня словечко, и я отделался всего лишь выговором. Затем недели три спустя, после того, как мы с помощью собак и охотников за беглыми переловили всех сбежавших негров и после того, как у мистрис Летиции каждый Божий день случалась истерика, воротились полковник и сэр Чарльз с десятью из двадцати человек, которые гребли на их лодках, когда они поплыли вверх по Паманки. Остальные пали в стычке с монаканами. Они так и не догнали рикахекриан, от тех не было ни слуху ни духу, и во всех индейских деревнях, стоящих на этой реке, их уверяли что рикахекриане там не проплывали. Так что в конце концов им пришлось поверить, что они идут по ложному следу, и они спешно воротились на плантации, чтобы набрать новых людей и отправиться вверх по Раппаханноку. Но, проплыв по Раппаханноку, они также ничего не нашли и воротились опять, чтобы подняться по Джеймсу и обыскать местность вверх по течению от водопада. На сей раз они обнаружили, что в колонии, которая прежде гудела, как потревоженный улей, все спокойно, поскольку всех зачинщиков твоего чертова заговора перевешали,

а остальные стали смирными, как овцы, после того, как их заклеймили, высекли и удвоили сроки их неволи. Так что, поскольку табак был уже собран и высушен и на плантации была тишь да гладь, там остался один Хейнс, а я отправился с полковником. И майор Кэррингтон тоже. Говорят, что он у губернатора под подозрением, хотя видит Бог, он приложил немало усилий, подавляя этот бунт. Вот он и напросился помогать в поисках дочери его старого друга, и сейчас он в лесу. Тут и мастер Кэри, и мастер Пейтон (его на поиски отправила мистрис Бетти Кэррингтон), и мастер Джеклин Картер. Черт побери, половина молодых дворян колонии уговаривали полковника принять их помощь. На плантациях стало модно вызываться сунуть голову волку в пасть ради мистрис Патриции. Но пыл большинства из них охладил сэр Чарльз. "Господа, — сказал он, — хотя и говорят, что кашу маслом не испортишь, позвольте мне напомнить вам, что бедственная участь первых английских поселенцев в этом западном раю объяснялась тем, что две трети из них составляли дворяне. Так не будем же следовать их гибельному примеру"…

— Сколько моих собратьев-заговорщиков было казнено? — перебил надсмотрщика Лэндлесс.

— Все главные — имена этих главарей нам назвал Трейл. Остальных помиловали, преподав им урок, который они забудут нескоро. Мы решили не ворошить прошлое в том, что касается простых кабальных работников и рабов — кроме тех негодяев, которые той ночью в Верни-Мэнор под командованием Трейла отправились на корабль капитана Лэрамора, чтобы податься в пираты. Они добрались до лодок, и одна из них благополучно доплыла до корабля, на котором сразу же подняли черный флаг, после чего отплыли в Вест-Индию, где эта шайка, надо думать, плавает и поныне, грабя и убивая. Но во вторую лодку набилось слишком много народу, а ее кормчий был пьян, так что она перевернулась, не доплыв до фарватера. Одни из них утонули, а тех, кто выплыл, мы утром повесили. Но Трейл был в первой лодке.

— Когда вы — когда мы — отправимся вниз по реке?

— В полночь. И полковник приказал, чтобы до тех пор ты оставался здесь, среди этих скал и не попадался на глаза тем, кто находится внизу. Он придет сюда до того, как мы отплывем. А до тех пор компанию тебе составлю я. — С этими словами надсмотрщик достал кисет и трубку, набил последнюю табаком и, прислонившись молча к валуну, с довольным видом закурил.

Лэндлесс тоже сидел в молчании, прислонившись затылком к валуну и подняв глаза, смотрел на разгорающиеся звезды. Когда ночной ветер, печально обдувающий голый холм и венчающие его утесы, касался лба Годфри, он чувствовал в этом прикосновении дыхание зимы. Вместе с ветром до него доносились звуки леса — шуршание палых листьев, потрескивание веток, журчание реки в тростниках, хлопание крыльев и крики ночных птиц — все те тихие и неясные слагаемые песни земли, которые стали для него такими же привычными и родными, как колыбельные, слышанные им в пору его детства. Под ним у подножия холма на поляне среди величественных сосен был разведен большой костер, светящийся красным светом и бросающий блики на гладкую коричневую землю. Вокруг него сидело и ходило множество людей, и до его слуха доносились их смех, шутки, ругательства и обрывки песен. Он не прислушивался к ним — он был выше их мира — а со стороны другого, меньшего костра, горящего в некотором отдалении от первого, не доносился ни единый звук. И из-за толстых и густо растущих деревьев Годфри мог видеть только исходящий от него свет.

Глава XXXVII

ПРОЩАНИЕ

Надсмотрщик выбил из своей трубки пепел и заткнул ее за пояс.

— Хозяин, — коротко бросил он, встав на ноги, когда по склону на скалистое плато под утесами поднялись три закутанные в плащи фигуры, за которыми шел негр, несущий факел. Выйдя им навстречу, он взял у Регулуса факел и подпалил сухую лишенную листьев лиану, густо опутавшую утесы. Она вспыхнула, и в озарившем валуны свете пламени, похожем на низвергающийся с утесов огненный водопад, те, кто пришел, молча смотрели на Лэндлесса, а он на них.

Первым заговорил полковник Верни.

— Мне жаль видеть, что вы ранены, — мрачно молвил он.

— Благодарю вас, сэр, — это пустяки.

Полковник дважды прошелся по плато, затем воротился туда, где сидел его пленник.

— Моя дочь рассказала мне все, — с хрипотцой в голосе сказал он. — Как вы и саскуэханнок искали ее и нашли, как вы не раз храбро сражались, защищая ее, как вы после гибели этого индейца оберегали ее, идя через лес, как вы вели себя с нею уважительно, ни разу не оскорбив ее ни словом, ни делом, ни помышлением. Моя дочь очень дорога мне — дороже жизни, и меня нельзя обвинить в неблагодарности. Я сердечно благодарю вас.