Пленники Раздора
Шрифт:
Девушка, сама того не замечая, подсчитывала удары, которые отвесила ей за последние седмицы жизнь: сгибли Эльха и Дарина, едва не пропала Клёна, Фебра больше нет… А дурочка Донатосова переродилась в волчицу, да такую злющую, такую свирепую, что обережница едва смогла её усмирить и свести в казематы. А там зверина, поди, и посейчас билась и кидалась на стены…
От всего этого казалось теперь Лесане, будто нет и не будет в жизни просвета, будто впереди ждут только новые скорби и горе…
— Не кручинься, —
Со стороны, казалось — любящий брат утешил сродницу, тоскующую по дому. А на деле… вот бывают же язвы! Лесана горько усмехнулась.
В покоях главы Ихтор и Огняна застали Донатоса. Он сидел на лавке в том самом углу, где по обыкновению устраивался уже много лет. Как видно, разговор у колдуна с Клесхом был не самый радостный, потому что смотритель Крепости хмурился, а наузник выглядел растерянным.
— Это кто с тобой? — спросил Клесх, кивая в сторону Ихторовой спутницы.
Тот сказал спокойно:
— Это Огняна.
Хлопнула дверь — в покой вошел Нэд. Судя по вощеной дощечке и писалу, которые посадник держал в руках, был он у Койры, где подводил подсчеты какому-то Цитадельному добру, а теперь вот явился к Главе о чем-то сообщить. То ли о недоимке, то ли об избытке, то ли о порче.
— Чего это вы тут столпились? — удивился Нэд. — Ко мне так часто не ходили.
Клесх обвел всех сумрачным взглядом.
— По порядку. Значит, Светла волчицей оказалась?
Донатос кивнул.
Глава обернулся к Ихтору.
— А у тебя что?
— Это… кошка моя… — с какой-то растерянностью сказал лекарь, кивая на стоящую рядом девушку. — Рыжка.
Взгляд старшего креффа потяжелел, и целитель поспешил объясниться:
— Я кошку привез, помнишь? Когда выучей ездил по весне искать, ночевал на заимке, там она в суму переметную и залезла. Я её в Крепость привез. А она…
И он с какой-то беспомощностью кивнул на Огняну, мол, ты только погляди на неё!
Клесх сложил руки на груди и спросил с обманчивым спокойствием:
— А люди-то в Цитадели остались ещё? Или…
В этот самый миг в дверь коротко постучали, и на пороге возникла взволнованная стройная девушка.
— Клесх! — девушка вошла, ведя за руку Люта, и сказал виновато. — Он как укушенный! Веди, говорит, к Главе. Пришлось Тамиру обозных уговаривать обождать, мол, зелье забыли у лекарей забрать. А я к тебе сразу.
Глава против всякого ожидания улыбнулся. Надо же. Он её сперва и не признал в этом белом платке, в шапочке, в шубке и разнополке. Пригожая получилась из Лесаны девка… Худая только.
— Глава, — Лют отодвинул обережницу в сторону и незряче повернулся к Клесху. — От Лесаны пахнет волчицей. Я думал поблазнилось, стал расспрашивать, а она говорит, мол, жила при Цитадели блаженная
За Клесха ответил Донатос:
— В казематах, где же ещё? Неистовствует, мечется, воет. Крови просит. Бросается.
Лют обернулся на голос и сказал:
— Дайте ей крови, она того стоит, — а потом снова повернулся к Клесху и раздельно произнес: — Глава, я знаю, как выманить Серого. Волчица эта — его сестра. Если сумеете, чтобы она обратно в человека перекинулась, считайте, Серый ваш.
В покое повисла тишина. Креффы переглядывались.
— Сестра? — переспросил Нэд. — С чего ты взял?
Волколак пояснил:
— Запах. Пока она была человеком — ничего особенного. Казалось, будто где-то уже её чуял, но не мог понять — когда и где. Знакомое что-то. Ну… у людей так бывает, когда, вроде, узнаешь кого-то, а вспомнить, откуда с ним знаком, не можешь. А нынче Лесана пришла… опять этот запах, только резче, сильнее. Но она ведь помылась, переоделась перед дорогой. Я нюхал, нюхал… не могу понять, а она, возьми, да и скажи, дескать, дурочка одна волчицей оборотилась, ну я и дошел…
— Глава, а ведь Фебр девку в волчьем логове подобрал, — сказал Донатос. — И аккурат после этого волки начали в стаи сбиваться, людей рвать.
Оборотень кивнул, подтверждая правоту слов колдуна:
— У Серого всю стаю вырезали. Он рассказывал. Говорил ещё — сестра была, но у Охотников сгибла.
Клесх помолчал и спросил:
— Отчего ты решил, будто за девку ваш вожак в силки пойдет?
Лют усмехнулся:
— Он её любит. Для волка семья и Стая — суть жизни. А они к тому же единоутробные. Он оттого так и переярился, что самого дорогого лишили.
— Глупо, — ответил на это Глава. — С чего он взял, что она убита? Обережники её с собой увезли, да, но ведь они знать не знали, что девка не человечьего племени. Убивать не собирались.
В ответ волколак пожал плечами:
— Он говорил, мол, сестра была скаженная — дура безобидная, которой Хранители малый срок отмеряли.
— Скаженная? — подал голос Нэд.
— Ей Каженник жилу затворил! — отозвалась стоящая рядом с Ихтором и всё это время молчавшая Огняна. — Я же вам сразу сказала. Не могла он волком перекинуться. Оттого и умирала. И умерла бы.
Девушка говорила убеждённо и напористо:
— Уж не знаю, как вам удалось её в зверя обратить. Столько дней ничего не получалось. А сама бы она не сумела. Жила-то, по которой Дар струится, у неё перекрыта была.
Клесх посмотрел на Огняну испытующе:
— А ты откуда такая умная? Откуда про Каженника, про жилу знаешь? А?
Ходящая растерялась:
— Так видно ж… вон, как её распирало. Дар закрытый выхода искал, а выхода нет. Оттого она и маялась. Что я, скаженных что ли не видела?