Пленники судьбы

Монтефиоре Санта

Алессандро оторвался от игры и, выпрямившись, стал с серьезным видом наблюдать за своей тетушкой. Затем, охваченный порывом, природу которого он просто не мог еще понять своим детским умом, малыш сорвал розу и подошел к Козиме.

— Это тебе, — сказал он.

Козима нахмурилась.

— Мне?

— Да, от Франческо.

Глаза Козимы наполнились слезами, и какое-то мгновение она была не в состоянии произнести ни слова. Альба и Беата переглянулись. Они затаили дыхание, ожидая реакции Козимы и явно предчувствуя самое худшее. Однако та, слабо улыбнувшись,

взяла цветок. Это была желтая роза, любимый цветок Франческо. Козима взглянула на Алессандро с такой нежностью, что его сердце дрогнуло, потом ласково коснулась его лица кончиками пальцев.

— Спасибо, дорогой, — сказала она. Алессандро покрылся бардовым румянцем и посмотрел на бабушку, явно желая получить одобрение.

— Это было мило с твоей стороны, — не преминула похвалить его Альба.

— Он просто прелесть, — согласилась Беата, вздохнув с облегчением и увидев, что Козима правильно расценила его поступок. Пробежав через оливковую рощицу, Алессандро снова возвратился к сестре и брату.

— Я так тронута, — произнесла Козима, вертя цветок между большим и указательным пальцами. — Он так мило принес мне свои извинения.

Альба обрадовалась, что поблизости не оказалось Розы и она не услышала слов Козимы.

— Желтый цвет очень тебе идет, — сказала Альба, давно мечтавшая, чтобы племянница сняла наконец этот ужасный траурный наряд, придающий ей болезненный вид. — Ты помнишь симпатичное платьице с маленькими желтыми цветочками?

— Оно висит в моем шкафу, — ответила Козима.

— Тебе не кажется, что ты уже слишком долго носишь траур?

Лицо Козимы тотчас помрачнело.

— Я больше никогда не оденусь в другие тона. Это было бы оскорблением памяти Франческо.

Козима выстроила вокруг себя невидимую стену, чтобы никто не смог к ней приблизиться. Все вызывало у нее обиду. Беата была права: ей слишком долго потакали, однако этому следовало положить конец, иначе из-за нее распадется семья.

На счастье, как раз в эту самую минуту под эвкалиптом остановился грузовик Панфило, и это помешало Альбе высказаться без обиняков. Мать и дочь услышали шум работающего мотора, доносящийся из-за дома, и лай собаки по кличке Гарибальди.

— Замечательно, — сказала Альба, вставая. — Я не ожидала, что он приедет раньше. — Она оставила Козиму и Беату на террасе и, обойдя дом, пошла встречать мужа.

Гарибальди спрыгнул с заднего сиденья и помчался навстречу хозяйке по тропинке так быстро, как только позволяли ему короткие лапы. Он неистово вилял своим обрубленным хвостиком. Склонившись, Альба похлопала по коленям, обращаясь к собаке по имени. Она от души рассмеялась, когда Гарибальди, с визгом подлетев к ней, стал описывать вокруг нее круги.

— Ну, здравствуй, женушка! — воскликнул Панфило, направляясь к ней широкими шагами вниз по тропе, но не один, а в компании Тото. — Посмотри-ка, кого я подобрал по дороге!

— Привет, Тото, — крикнула Альба, взмахнув рукой. Затем женщина перевела взгляд на мужа и почувствовала, как по телу разлилось жаркое тепло страсти, словно она увидела

его впервые. В свои шестьдесят семь лет он все еще обладал грубой мужской красотой, его седые волосы доходили до плеч, широкий лоб был испещрен морщинами, а длинный римский нос выступал над крупным чувственным ртом. Глубоко посаженные глаза были красивого бирюзового оттенка, веки были покрыты сеткой мелких морщин, которые в уголках глаз раскрывались симпатичным веером, когда Панфило улыбался. Муж Альбы был высокого роста, с широченными плечами и обветренной кожей оливкового цвета, а его руки были большими и нежными одновременно. Когда он приблизился к Альбе, она улыбнулась. Чехол для фотоаппарата висел у него на плече. Обхватив свободной рукой жену за талию, Панфило поцеловал ее, задержавшись губами на нежной коже.

— Я так по тебе скучал, — прошептал он, лаская глазами ее лицо.

— Я понимаю, работа есть работа, — покорно ответила она. — Я тоже по тебе скучала.

— Как обстоят дела? — поинтересовался он, явно намекая на Козиму.

— По-прежнему. — Лицо Альбы недовольно скривилось, его выражение говорило гораздо больше, чем слова.

— Что случилось с твоей машиной, Тото? — спросила Альба, когда ее кузен подошел к ним.

— Я оставил ее в мастерской у Джанни. Снова отказали тормоза.

— Все же стоит их отремонтировать, — сказала она, засмеявшись. — Мы ведь не хотим, чтобы ты сорвался с утеса.

— Насколько я понимаю, люди, живущие в замке, уже заходили в ваш ресторан на чашку кофе, — сказал Тото. — Роза осталась довольна.

— Она гораздо больше взволнована этим событием, чем я, — ответила Альба. — Если хочешь узнать мое мнение, то от них только и жди неприятностей.

— Неужели тебе ни капельки не любопытно, что им удалось сделать? — подзадоривал жену Панфило, игриво сжимая ее талию.

— А с какой это стати? Мой родной дядька совершил в стенах замка убийство. Это строение следовало бы сровнять с землей, не дожидаясь, пока придут лишенные всякого такта люди с большими деньгами и возведут его заново.

— Возможно, они не знают истории этого здания, — заметил Тото.

— Ну тогда кто-то должен их просветить.

— Мне становится все интересней… — произнес Панфило.

— Это потому что интерьер — по твоей части, — сказала Альба. — Полагаю, ты собираешься там фотографировать.

Панфило в ответ промолчал. Обернувшись, Альба пристально посмотрела на него.

— Панфило?

Он виновато пожал плечами.

— Работа есть работа.

— Ты ведь не сделаешь этого. Только через мой труп!

— Тебе совсем не обязательно ходить туда со мной. Я думал, ты обрадуешься, узнав, что я, вместо того чтобы ездить по всему свету, наконец-то нашел работу практически возле дома.

— Но это же в замке! — задыхаясь, воскликнула она.

— Это уже совсем не то место, которое ты знала тридцать лет назад, милая. Ты даже не знаешь, имеет ли Неро отношение к его продаже. Он, наверное, уже давным-давно умер или же куда-нибудь переехал. Все кануло в Лету.