Пленники темной воды
Шрифт:
— Чувствую в голосе клиента искреннее чувство, — довольным тоном заметил бесцветный. — Вижу, что готов он к открытому диалогу с нами. Как Ельцин с Клинтоном. Вот в таком конструктивном ключе и продолжим. Без особых затей…
И снова кивнул квадратному.
— 30 —
20 сентября, 1994, вторник, 12.40, Петербургское шоссе, склады
Андрес посветил фонариком в темноту
— Всё, господин комиссар. Пусто!
Хенрик зашёл внутрь ангара и, сделав шага три, не больше, споткнулся об деревянный ящик тёмно-зелёного цвета.
— Чёрт! Андрес, сюда подсвети!
Комиссар слегка подпихнул ящик ногой.
Он легко сошёл с места.
«Пуст» решил Хенрик.
— Откроем? — предложил он Андресу. — Надеюсь, не мина?
— Загрохотал-то как, — заметил Андрес. — С миной бы потяжелей был…
И он, наклонившись, приподнял крышку.
В свете фонаря жёлтым мелькнуло некрашеное дерево и полукруглые ячейки внутри ящика.
— И в самом деле пуст, — с некоторым разочарованием произнёс Андрес.
— Всё отсюда вывезли, — констатировал Хенрик. — Но всё же что-то здесь было. И похоже, «что-то» — это оружие.
И, подумав, добавил:
— Надо бы ещё раз с хуторянином встретиться.
— С каким? — не понял Андрес.
— С Раудсеппом, — пояснил Хенрик. — Помнишь? Мы карту этого района просматривали. Там отмечено строение рядом с закрытой зоной. Помнишь, это там, где мы видели остатки колючей проволоки в траве?
— Помню, — ответил Андрес. — Видели.
— Так вот, — сказал комиссар, забирая фонарь у Андреса. — Пошли отсюда…
— Так вот, — повторил Хенрик, едва они вышли из ангара. — Это и есть домик нашего хуторянина. Живёт он рядом со складами. И местность эту знает великолепно. Так что, полагаю, что не напрасно он от трупов тогда в кусты кинулся. Думаю, что кого-то из покойников он узнал. Может быть, самого Меркушева. А вот мы с тобой в этом случае — полные остолопы. Понял?
— Понял, — ответил Андрес.
И достал блокнот.
— 31 —
20 сентября, 1994, вторник, 13.10, Таллинн
Звука выстрела никто не услышал.
Пуля навылет пробила грудь и со звоном отрикошетила от фонарного столба.
Топорков с резким, гортанным всхлипом выплюнул густую струю крови и осел на землю, схватившись за открытую дверь машины.
Вторая пуля пробила сонную артерию — и фонтан крови, разлетаясь мелкими брызгами, хлынул на асфальт.
Охранник кинулся к шефу, на ходу доставая из кобуры как назло застрявший «Глок», но третья пуля ударила ему в
— Назад! Врача! Полицию! — крикнул второй охранник вылетевшему из офиса водителю.
И, пригнувшись, пробежал вперёд, спрятавшись за корпусом автомобиля.
— Серёга, ты жив? — спросил он первого охранника.
И, достав «Беретту», передёрнул затвор.
— Жив, ебёна мать! — отозвался Серёга.
Правая рука у него висела как плеть. Кровь на сером рукаве казалась чёрной и чернота эта ползла всё ниже и ниже, к запястью.
— А шеф? — спросил второй, но без особой надежды.
Серёга скосил глаза.
Топорков, дёргаясь в агонии, лежал на спине. Голова его при смертных этих вздрагиваниях прыгала, подскакивая, словно резиновый мячик на тонкой бечёвке, и при каждом таком подскоке затылок его ударялся о бордюр.
Кровь из шеи уже не била фонтаном, а вытекала пульсирующей в такт крупной дрожи струёй.
Лужа крови расползалась всё шире и шире, затекая уже под колёса машины.
— Шефу пиздец, — констатировал Серёга. — Отмучился…
— Ты, главное, не дёргайся, — успокоил его второй, ставя «Беретту» на предохранитель. — Снайперу мы теперь на хрен не нужны.
— Понял, — отозвался Серёга.
— Полежим пару минут, — продолжал второй, убирая пистолет в кобуру. — Потом пойдём показания писать.
— Ё-моё! — с испугом воскликнул Серёга. — Слышь!
— Чего? — недовольно переспросил второй. — Терпи, сейчас жгут наложим.
— Да я не о том, — сказал Серёга. — Мы же это… Безработные теперь!
— Точно, — с горечью в голосе признал второй. — Жалко Владимирыча, хорошо платил…
И с досадой сплюнул.
— 32 —
20 сентября, 1994, вторник, 21.25, Хельсинки, ресторан «Каппели»
Старинный джаз и за окном — деревья в жёлтом.
Цвет осени и отражения ламп.
Свет из высоких ресторанных окон. Отблеск огней на кронах.
Звон бокалов. Вино, конечно, французское.
— С семьёй встретитесь в Лондоне. Послезавтра.
Блондинка за соседним, похоже, немного опьянела. Она шведка. Ни слова ни понимает по-русски, но всё время подмигивает и улыбается попеременно. То Дмитрию, то Вильяру.
— Люблю шведок, — признался Дмитрий. — Просты в общении и не загружены комплексами.
— Финки тоже ничего, — в ответ заметил Вильяр. — Когда выпьют…
— Когда сильно выпьют — к ним лучше не подходить, — предупредил Вильяр. — Они тогда слишком хороши. Вот, помню, когда я в Тарту учился…